Транзиция

Как только Клейст и мадам д’Ортолан подходят ближе, становится ясно, что леди Бисквитин собирает с клумб жучков, улиток и комки земли – кое-что съедает, а остальное складывает в цветастую поясную сумочку на кулиске. Прелестное личико в нимбе из блондинистых кудряшек умыто и самую малость подкрашено донельзя суетливой гувернанткой, правда, в уголках рта виднеются коричневые потеки. Гувернантка – худая, одетая в черное женщина, в чьих движениях есть что-то от хищной птицы, – послюнив носовой платок, вытирает губы своей подопечной.

Бисквитин останавливается и, разинув рот, таращится на идущих навстречу. Ее лицо на мгновение лишается всякого выражения, словно она ребенок, увидевший нечто новое и неожиданное, а теперь решающий, захохотать или расплакаться. Двое из ее конвоиров – крепкие молодые люди в темно-серой с коричневым форме, вооруженные автоматическими пистолетами и электрошокерами, – отдают честь при виде старшей по возрасту и служебному положению женщины. Еще двое, более худощавые и одетые в штатское, смотрят безразлично. Впрочем, оба кивают в знак приветствия. Гувернантка делает реверанс.

– Бисквитин, золотце мое! – воркует мадам д’Ортолан, останавливаясь в паре метров от цели.

При встрече с Бисквитин она никогда не знает, куда деть руки. Прикасаться, разумеется, опасно.

– Как себя чувствуешь? – продолжает мадам д’Ортолан. – Выглядишь прекрасно!

Леди Бисквитин смотрит на нее, не мигая. Внезапно в ее глазах вспыхивает радость, и без того прелестное лицо озаряет простодушная улыбка. Звонким, как колокольчик, девчоночьим голоском Бисквитин поет:

– Агби-Дагби мячик купил, Агби-Дагби гол не забил. Агби-Дагби долго гулял, Агби-Дагби совсем заплутал! – Она гордо кивает – для пущей убедительности, – а затем садится прямо там, где стояла; пышные юбки ее парчового платья расстилаются вокруг, напоминая пролитое молоко.

Высунув кончик языка, девушка достает из пестрой сумочки жука и пытается приподнять ему надкрылья, которые то и дело возвращаются на место, в то время как само возмущенное насекомое жужжит и трепыхается в запачканных пухлых пальцах.

– Простите, мэм, – со вздохом говорит один из тощих, томящихся от скуки кураторов. – В последнее время дела идут чуть хуже.

Разводя руками, он бросает взгляд на Бисквитин, которая уже успела оторвать жуку одно из надкрыльев, а теперь сосредоточенно, скосив глаза к переносице, изучает беззащитное крыло. Молодой человек смущенно улыбается. Похоже, ему немного стыдно.

– Надеюсь, она не утратила свою… эффективность? – осведомляется мадам д’Ортолан. – Ее навыки при ней?

Второй куратор, столь же молодой и тощий, с авторитетным видом заявляет:

– О, даже не сомневайтесь, мэм! Дар этой леди ничуть не ослаб, уверяю. – Как и мистер Клейст, он щурится на солнце.

– После завтрака она уже раз шесть порывалась транзитировать! – Первый куратор закатывает глаза.

Бисквитин меж тем отрывает второе надкрылье и сует в рот, пробуя на вкус. Скривившись, она сплевывает на дорожку, после чего наклоняется, чтобы остатки слюны стекли с выпяченных губ. Затем с ворчанием вытирает рот рукавом.

– Миссис Шанкунг, если не ошибаюсь? – Мадам д’Ортолан окидывает гувернантку оценивающим взглядом.

– Мэм, – та вновь приседает в реверансе.

– Нам требуются услуги и уникальные таланты леди Бисквитин.

Миссис Шанкунг сглатывает.

– Прямо сейчас, мэм?

– Да.

– Это… еще одна тренировка, исследование?

– Отнюдь. Нечто совсем иное.

– Хорошо, мэм.

Клейст понимает, что гувернантка обескуражена. Даже малость напугана. А то и не малость.

Жук с гудением трепещет крылышками в тщетной попытке освободиться. Его большие, похожие на рога жвалы неистово шевелятся, хватают воздух и, наконец, кусают Бисквитин за палец. Она вздрагивает, буравит насекомое хмурым взглядом – и целиком отправляет его в рот. Почти не поморщившись. Раздается хруст.

Транзитор

Пока я сижу на кухне Палаццо Кирецциа, держа в руке ложку с зеленым горошком, происходит чертовски странная вещь. Передо мной возникает нечто вроде огромного взрыва: сперва он выглядит застывшим, затем я погружаюсь в него или же он распускается мне навстречу, и я всматриваюсь в его бурлящую поверхность, после чего, словно частица под обстрелом броуновских собратьев в камере Вильсона, проталкиваюсь сквозь множество миров – стопку страниц, которые мелькают так быстро, что ни сосчитать, ни разобрать слов… И вдруг – бац! – я снова здесь, и в то же время как будто парю на полпути куда-то еще, потому что – ей-богу! – вижу себя, сидящего на кухне, со стороны!