Транзиция

Скрипнула и захлопнулась дверь. Я бочком, по стенке скользнул к ближайшей палате, повернул ручку и юркнул внутрь. Должно быть, я очутился в комнате для посещений. По ночам она пустовала. Откуда-то со стороны туалетов послышалось шлепанье тапок. Я узнал походку местного старичка, довольно адекватного – из тех, что способны поддержать беседу, причем не только о погоде и телепередачах. Из-за приоткрытой двери я наблюдал, как он, сгорбившись, шаркает мимо.

Старичка окликнули. Вскинув взгляд, он махнул кому-то в конце коридора – несомненно, дежурному медбрату. Я приоткрыл дверь чуточку шире, чтобы посмотреть, как пациент идет дальше. Когда он поравнялся с моей палатой, которая располагалась через одну от его собственной, оттуда в коридор вдруг хлынул свет.

– Мистер Кел? – раздался громкий мужской голос.

Старичок растерянно застыл на месте. Моргая, он уставился на того, кто к нему обратился, затем перевел взгляд на сестринскую. Я услышал, как скрипнули колесики стула. Медбрат что-то сказал, судя по интонации – задал вопрос.

Ослепительный луч ударил старику в лицо, и он прикрыл глаза ладонью. Дежурный что-то крикнул. Яркий свет погас, и незнакомый мужчина – статный, в темном костюме – рванул по коридору к лестнице. В одной руке он сжимал массивный фонарь. В другой я заметил что-то еще. Пробегая мимо моей двери, он сунул этот предмет в карман пиджака. Нечто темное, на вид тяжелое – я понял, что это пистолет.

Так вот.

– Вы меня выпишете? – спрашиваю я у доктора Вэлспиттер. – Могу я уйти? Пожалуйста!

– Возможно, – улыбается она. – Необходимо, чтобы еще один врач подтвердил мое заключение, но, полагаю, вас отпустят.

– Чудесно! Мы можем спросить этого врача поскорее? Получить его мнение прямо сейчас?

– Вы так торопитесь нас покинуть?

– Да, очень, – признаюсь я. – Хочу уйти сегодня.

Чуть заметно нахмурившись, она качает головой.

– Сегодня не получится. Может, завтра. Если коллега со мной согласится, мы заполним нужные бумаги, выдадим вам одежду, личные вещи, деньги и так далее. Вероятно, за день управимся, но обещать не могу. В любом случае, скоро вас выпишут. Поймите нас и проявите терпение.

Тянет возразить, однако я понимаю, что рискую перегнуть палку. Если им покажется, будто я слишком уж сильно рвусь на волю, они сочтут меня невротиком, психически неуравновешенным или припишут еще какой-нибудь диагноз.

– Что ж, завтра так завтра, – натянуто улыбаюсь я и добавляю «надеюсь», прежде чем суровая докторша напомнит, что ничего не обещала.

– Нет! – возмущаюсь я, увидев на дне стаканчика две бежевые таблетки.

Стаканчик – крошечный, бесцветный, из полупрозрачного пластика, размером на один глоток, будто для крепкого алкоголя, – кажется мне темной, глубокой и опасной шахтой. Я разглядываю его в отчаянии.

– Не хочу! – Я в курсе, что веду себя, как непослушный ребенок.

– Вы обязаны их принять, – настаивает пожилая медсестра; похоже, ее терпение на исходе. – Они вам не навредят, мистер Кел. Хорошо выспитесь, вот и все.

– Но я и так отлично высыпаюсь!

– Доктор настояла, чтобы вы их приняли, мистер Кел, – твердо говорит медсестра; аргумент, по ее мнению, железный. – Или мне позвать ее?

Звучит как угроза. Если я откажусь от лекарства при враче, мне могут припомнить этот бунт, когда будет решаться вопрос о выписке.

– Прошу вас, не заставляйте, – я закусываю нижнюю губу.

Возможно, мне удастся разжалобить медсестру. К тому же я притворяюсь лишь отчасти. Увы, мой спектакль ее не тронул. Она привыкла к строптивым пациентам. На сестричку помоложе могло и подействовать, но эта – тертый калач, такую не проведешь.

– Что ж, прекрасно. Пойду за доктором.

Она разворачивается, чтобы уйти, и мне остается лишь схватить ее за руку и крикнуть:

– Не надо! Я согласен!

Хорошо, что воспитание не позволяет ей самодовольно улыбнуться.

– Давайте сюда таблетки, – говорю я.

Первая линия обороны: я спрячу лекарство под языком и выплюну его, как только медсестра уйдет, однако она предупреждает, что потом внимательно осмотрит мой рот. Выбора нет – я глотаю таблетки.

Вторая линия обороны: я побегу в туалет, где извергну лекарство наружу. Увы, медсестра подозревает, что именно так я и поступлю. Разнося медикаменты по палатам, она дважды застает меня в коридоре и отправляет обратно в кровать, напоследок пригрозив, что вколет мне успокоительное, если еще раз заметит возле уборной. Она знает, что я уже наведывался туда по нужде минут десять назад.

Третья линия обороны: я вызову у себя рвоту прямо здесь, в палате, и выблюю лекарство в кувшин для воды или за окно.

Если придется, я не стану ждать выписки и сбегу. Конечно, моя дальнейшая жизнь из-за этого усложнится – в плане поисков квартиры, работы и так далее, – однако нет ничего невозможного. Мозги у меня на месте, выжить сумею…