Треть жизни мы спим

Она вернулась только на следующий вечер, точнее, ее привезли, перекинув через сиденье мотоцикла, как мешок, пьяную и без сознания, так всегда и бывает с тем, кто первый раз в жизни напился, и оставили в холле мотеля, рядом со спящей теткой, сторожащей ключи от комнат, и когда та открыла глаза, то завизжала, решив, что ей подкинули покойницу. С трудом дотащив ее до комнаты, он уложил ее на постели, бездыханную, со слюной, текущей изо рта тонкой струйкой, жива, и слава богу. Она была лысой, кто знает, где потеряла свой парик, пыльной, будто валялась на дороге, да к тому же в синяках, только шарф, прячущий опухоль на шее, был завязан так ловко, что даже не соскользнул, и ему оставалось только гадать, где она пропадала и чем вообще занималась. На ее левой руке, обмотанной тряпкой, он обнаружил татуировку, какое-то неумело выбитое сердце, проткнутое стрелой, прямо на тыльной стороне ладони, и кожа вокруг покраснела и сильно опухла, а из кармана куртки вывалился белый пакет, набитый сушеной травой, и не нужно было совать туда нос, чтобы понять, что это за трава. Ладно, подумал он, не самое страшное, что могло случиться, главное, голова на месте. Он был хорошим отцом и подготовился к ее возвращению, купив в аптеке раствор натрия хлорида девять десятых процента, хорошо хоть, что его продают без рецепта, и домашнюю капельницу, к которой прилагалась тщательная инструкция, хотя провизор, выбивая чек, посоветовала все же не рисковать и обратиться к врачу. Толку от этих врачей, ворчливо отозвался он, решив, что в чем-то стал понимать не меньше их, а уж как делал уколы, и ей, и себе самому, так любая высококлассная медсестра умерла бы от зависти. Он собрал капельницу, тщательно вымыл руки, надел нитриловые перчатки, продезинфицировал инструменты и выложил их на заранее подготовленное полотенце, так что в его распоряжении были мягкий пакет с физраствором, жгут, шприц, катетер, пластырь и ножницы. В локтевой ямке на правой руке у нее образовалась синюшная гематома, но на левой еще можно было найти место для иглы, и он перетянул ей руку жгутом, протер ватой, смоченной водкой, установил катетер и, подсоединив капельницу, отпустил колесико, так что раствор побежал по трубке. Перед тем как снова впасть в беспамятство, она что-то зашептала, но он никак не мог расслышать, пока, прильнув ухом к самым губам, не различил: светский дебют — это когда молоденькую девушку в первый раз видят пьяной, и расхохотался, хотя и не понял, шутит она или цитирует фитцжеральда со всей серьезностью.

Через несколько дней она пришла в себя, хотя он уже и не надеялся, но у нее усилились боли в подреберье, слева и справа, и сильно заныли кости, словно в них вбивали гвозди, так что пришлось дать ей двойную дозу морфина, плеснув в рот буквально силой, отчего она впала в беспамятство и что-то все время бормотала, бредя во сне. В те редкие минуты, когда приходила в себя, она отбрасывала его руку, если он пытался гладить ее по щеке, как делал раньше, не трогай меня, отодвинься, не дыши мне в ухо, противно, перестань делать вид, будто ты мой отец, ведь мы оба знаем, что это не так. От лекарств или общего ухудшения ее тело покрылось синими пятнами, похожими на синяки, не хватало еще, чтобы кто-нибудь решил, будто он ее бьет, по ночам усилился кашель, и однажды она так сильно кашляла, что у нее пошла горлом кровь, значит, болезнь захватила и легкие, оккупировав все ее тело, вряд ли осталось хоть одно живое место. Вену в локтевой ямке было уже не достать, и он колол ее в предплечье или кисть, рядом с татуировкой, потерпи, девочка моя, сейчас станет легче. Не станет, отталкивала она его, ты же знаешь, что не станет, зачем ты все время врешь, и, пытаясь найти такое положение, чтобы меньше болело, стонала, и зачем я только вернулась сюда, мне было так хорошо без тебя, мы гоняли на скорости сто шестьдесят, удирали от патруля, который нас так и не догнал, швыряли камни в проезжающие скоростные поезда, набрали покупок в магазине на заправке и не заплатили, сбежав, а потом пили, пуская водочную бутылку по кругу, а еще я курила, но от этого меня долго рвало, и что было после, я уже и не помню. Он спал теперь не раздеваясь, в обнимку с портфелем, хотя вряд ли у нее были силы украсть деньги и тем более сбежать, и все же он чувствовал, что именно об этом она и думает, и ночью, мучаясь бессонницей и болью в бедре, он, приподнявшись на локте, ощупал свою грудь и заорал, девочка моя, поздно уже о чем-то жалеть и ненавидеть меня, ты сама захотела, чтобы я тебя увез, и я ни разу не заставил сделать то, что было бы тебе противно, смена грязных колготок и чистка зубов не в счет. Но она не ответила, скорее всего, просто притворялась, что спала, но, может, и правда ничего не слышала. Знаешь, разозлился он, ты ведешь себя как обыкновенный трудный подросток, и когда я был в твоем возрасте, отец лупил меня за такое ремнем с тяжелой пряжкой, но я не буду этого делать с тобой, потому как в наше время уже не принято бить детей, а жаль.