Третье отделение на страже нравственности и благочиния. Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.

При посредничестве полиции дело было кончено полюбовно, дядя графа Павла Бобринского, граф Алексей Алексеевич Бобринский, дал госпоже Росман 1000 руб. серебром, а она, в свою очередь, подписку, что более претензий не имеет[446]. В материалах дела сохранилась записка, объясняющая сговорчивость немки: «Объявлено, что дело прекратить, а будет жаловаться, ее выслать за границу»[447]. Доверием к прусским подданным русская полиция не прониклась.

Частная жизнь демонстрировала самые невероятные модели поведения. Даже искушенный в семейных тайнах Л. В. Дубельт вынужден был изумляться: «[1852 г.] Март 2. Свет пошел навыворот! У нас есть тысячи просьб от барынь и девиц, что их соблазнили, что их изнасильничали. Теперь получена просьба от мещанина Тарасова, что дочь коллежского советника Баранова его соблазнила и, родив от него дочь, не отдает ее ему. Вот мерзавец!»[448]

В начале 1855 г. Третье отделение оказалось втянуто в разбирательство очередной истории с изнасилованием. В этот раз ее действующим лицом оказался брат фаворитки Николая I, В. А. Нелидовой, Иван Аркадьевич. Жена поручика Энгельгардта обратилась на имя императора с жалобой на отставного штаб-ротмистра Нелидова, который «насильственным будто бы образом обесчестив дочь ея, оставил сию последнюю в беременном положении и отказал ей даже в денежном пособии на необходимые издержки»[449].

По заключению Третьего отделения «Николаю I были представлены справки, навлекавшие сомнения в справедливости изложенной жалобы, ибо поручица Энгельгардт по действиям своим не пользуется одобрительным мнением, а Нелидов со своей стороны доказывает, что близкие отношения его с девицей Энгельгардт начались по собственному ее на то согласию и он, обязавшись платить ей по 150 руб. сер. в месяц, передал между тем в продолжении 3 недель 1200 руб. сер.»[450].

Надо полагать, И. А. Нелидов пользовался у тайной полиции большим доверием, и дело было прекращено на основании его показаний. Однако Энгельгардт не сдавалась и теперь уже жаловалась и на саму полицию. Она писала, что дело «оставлено в III отделении без должного […] уважения» и просила «поступить с Нелидовым по закону»[451]

. Дополнительно она представила медицинское свидетельство «об осмотре ее дочери после помянутого обстоятельства, и, кроме того, ссылается на слова генерал-адъютанта Дубельта, который, читая представленные ему письма Нелидова, порицал действия последнего и неоднократно повторял mais с`est une infamie»[452], — сообщалось во «всеподданнейшем» докладе.

Всесильный шеф жандармов граф А. Ф. Орлов вынужден был объясняться. Он докладывал императору, что «Дубельт действительно, слушая жалобы и не зная обстоятельств дела, говорил, с`est une infamie, прибавляя, впрочем, si с`est vrai[453], а потому подобная ссылка ни в коем случае не может служить доказательством виновности Нелидова»[454]

.

Руководство Третьего отделения вынуждено было оправдываться и в отношении того, что жалоба Энгельгардт «не была надлежащим образом исследована». «Я должен сказать, что III отделение, и по самому положению своему, не имело права делать по изложенному предмету нормального следствия»[455], — писал шеф жандармов, полагая, что если Энгельгардт «настойчиво домогается», то дело необходимо передать санкт-петербургскому военному генерал-губернатору, включив в следственную комиссию представителя от Третьего отделения.

После этой жалобы политическая полиция к следственным действиям отнеслась с большей основательностью. Присмотрелись к дочери: «Девица Людмила Энгельгардт, 18 лет, стройна, довольно высокого роста, довольно хороша собою и очень миловидна»[456]. Она воспитывалась в Смольном монастыре пенсионеркою государя императора, но два года тому назад, не дожидаясь общего выпуска, мать забрала ее домой, ссылаясь на слабое здоровье дочери. О матери, урожденной Де Лакаст, также навели справки: «Муж отставной поручик с давнего времени с нею не живет. Продала свое имение в Смоленской губернии и живет процентами»[457]

.

Надлежало проверить утверждение Энгельгардт, что ее дочь дважды приходила к И. А. Нелидову просить места при дворе и что «во второй раз он лишил ее невинности, от чего она и сделалась беременною»[458]. За это бесчестье она просила выдать 3 тыс. руб. серебром.

Сам Л. В. Дубельт по поручению А. Ф. Орлова запрашивал показания у некоего Н. М. Смирнова, который и направил досаждавших ему женщин к И. А. Нелидову (молодая дама просилась в компаньонки, желая поступить на содержание, и трижды приходила за «маленьким пособием»)[459]. Важными оказались заявления камергера Розенталя, подтвердившего, что Лидия бывала у Нелидова регулярно в течение двух месяцев и один раз ночевала. При этом он «не только крику, жалоб и ничего, что могло бы служить признаком насилия, никогда не слышал»[460].