Третье отделение на страже нравственности и благочиния. Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.

О дальнейшем Л. В. Дубельт писал А. Ф. Орлову: «Я возвратил государю императору эту перлюстрацию и написал, что Потоцкий ошибся, ибо я требовал от него через Фалеева не 300, 400 тыс. руб. серебром, и на моем докладе государь написал: „Надо следить за Турнейзеном, что он сделает?“»[435] Этот эпизод не только не запятнал Л. В. Дубельта, а наоборот, обвинения «канальи» Потоцкого произвели обратный эффект и породили легенду о том, что шеф жандармов А. Ф. Орлов написал графу, что «Его Величество повелел передать ему, что не только у него, графа Потоцкого, но у самого государя нет достаточно денег, чтобы подкупить генерала Дубельта»[436]. Меняя каземат Петропавловской крепости (1853) на проживание под надзором в Пензе (с 1854 г.), М. Потоцкий не оставлял попыток получить освобождение через взятку Л. В. Дубельту

[437]. Амнистию М. Потоцкий получил уже в начале правления Александра II. В 1858 г. он уехал во Францию, где и скончался в 1878 г.

Другой резонансный случай разрабатывался тайной полицией на основании «высочайшего» повеления. В мае 1851 г. Л. В. Дубельт сообщил начальнику Третьего отделения графу А. Ф. Орлову, сопровождавшему императора в поездке, о похищении в C.-Петербурге кн. С. В. Трубецким жены почетного гражданина Жадимировского. Николай I потребовал немедленно найти беглецов: «[…] надо Дубельту взять для того строгие меры»[438]. Управляющий Третьим отделением оправдывался в своем изначальном бездействии: «Скажите сами, чем же я виноват? Ведь я не имею власти распорядительной, следовательно, мог ли я, имел ли я право вмешиваться в дело, зависящее непосредственно от распоряжения генерал-губернатора». И только получив прямое указание императора, «я в ту же минуту начал распоряжаться, […] и с той минуты делаю все, чтобы поймать бежавших»[439]

, — сообщал он А. Ф. Орлову. Беглецы были задержаны на Кавказе. Л. А. Жадимировскую передали на попечение ее матери, а С. В. Трубецкого заключили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, а позже, лишив наград, дворянского и княжеского достоинства, отправили рядовым в Петрозаводский гарнизонный батальон[440].

Еще отголосок «отеческого внимания» Николая I к семейным делам своих подданных встречаем в дневнике Л. В. Дубельта: «25 марта 1852 г. Дошло до сведения государя императора, что князь Юсупов, влюбленный в свою двоюродную сестру, дочь Рибопьера, хотел похитить ее и тайно жениться на ней. Его Величество, желая предупредить несчастие как для Юсупова, так и для девицы Рибопьер, повелел арестовать его и немедленно отправить на службу в Тифлис»[441].

Хотя у подобных происшествий мог быть и иной исход. М. А. Корф записал историю, рассказанную ему М. П. Позеном. Во время поездки Николая I по России в 1834 г. император разговорился со своим доктором И. В. Енохиным о его происхождении (из духовенства) и церковном пении.

Затем они начали петь церковные стихиры, и Ерохин похвалил его: «Прекрасно, Государь, Вам бы хоть самим на клиросе петь». Николай поддержал и развил эту тему: «В самом деле у меня голос не дурен, и если б я был тоже из духовного звания, то, вероятно, попал бы в придворные певчие. Тут пел бы, пока не спал с голосу, а потом — ну потом выпускают меня по порядку, с офицерским чином, в Почтовое ведомство. Я, разумеется, стараюсь подбиться к директору, и он припрочивает мне тепленькое местечко, например: почт-экспедитора в Луге. Но на мою беду у лугского городничего хорошенькая дочка, в которую я по уши влюбляюсь, но которой отец никак не хочет меня видеть. Отсюда начинаются все мои несчастия. В исступлении страсти я уговариваю девочку бежать со мною и похищаю ее. Доносят моему начальству и отнимают у меня любовницу, место, хлеб, а напоследок отдают под суд. Что тут делать без связей и без покровителей?»[442] В этот момент в комнату вошел А. Х. Бенкендорф. И император закончил историю: «Слава Богу. Я спасен: нахожу путь к Бенкендорфу, подаю ему просьбу, и он вытаскивает меня из беды»[443]

. Моделирование жизненной ситуации привело в восторг слушателей. Только вот в реальной жизни исхлопотать такое спасение было непросто[444].

Достаточно традиционным сюжетом полицейского делопроизводства были дела, связанные с урегулированием «последствий» любовной страсти.

В 1851 г. прусская подданная Росман жаловалась императору Николаю I, что граф Павел Бобринский соблазнил ее дочь и уклонялся от выдачи на воспитание рожденного от него младенца 3 тыс. руб., обещанных ранее.

Вызванный в Третье отделение, 23-летний граф Бобринский заявил, что «не признает себя виновным в обольщении, уверяя, что, когда с ней познакомился, она не была уже невинна, и, не делая никаких обещаний, передал, однако, разновременно значительное количество денег и готов дать 1000 руб., чтобы прекратить дальнейшие претензии»[445]. Однако мать и дочь отказались брать эти деньги и подали жалобу императору.