Третий пир

— Странный эпизод. Даже при очень слабой памяти…

— Нормальная память.

— Тем более. Чтобы женщина забыла, кто назвал ее ведьмой! Или она сознательно провоцировала вас на разрыв?

— Борис Яковлевич, я чувствую ко всему этому такое отвращение, что…

— Дорогой мой! Вы у меня первый по-настоящему пациент, вы должны выздороветь. Вот что я подумал. Если она связана с сильным экстрасенсом, можно ожидать любых неожиданностей. Эти энергии нелегко поддаются изучению, они овладевают человеком при нарушении его биополя (то есть собственной энергии), как бы проникают в место разрыва, образованного в результате пережитого потрясения, стресса, христианин сказал бы: в результате совершенного когда-то греха. Что-нибудь в таком роде было у вашей жены за душой?

— Да. В детстве ей предсказали, что она погибнет от злого мужа.

— Великолепно! Вы как всякий художник суеверны, она — само собой, женщина. Ощущение неизбежного рока придавало и придает до сих пор остроту вашим отношениям. Но вернемся к реализму. Всем этим предсказаниям, конечно, грош цена, но как они должны были подействовать на психику ребенка. Вы понимаете, что произошло, Дмитрий Павлович? Она вас боится и подсознательно хочет, чтобы этим «злым мужем» оказались не вы.

— Да не оправдывайте вы всю эту мерзость.

— Мерзость. У вас опять прорвалось занимательное словечко, позвольте заострить на нем внимание. В основе одержимости, которую в народе называют ревностью, лежит страх сравнения себя с другим мужчиной на сексуальном уровне. Либидо с трудом поддается контролю…

— Ну и черт с ним! Я могу понять порыв, но почти два года…

— Вы можете понять порыв по собственному опыту?

— Я ее никогда не обманывал.

— То есть вы рассказывали жене о своих похождениях?

— Господи, какие похождения! Ерунда все это.

— Для вас, может быть, и ерунда, но для женщины…

— Борис Яковлевич, разве не возникало у вас хотя бы стремление, изредка — освободиться от всего, от любой зависимости, опуститься на дно, где тебя никто не знает и ты никого?

— Почему дно, Дмитрий Павлович? Стремление абсолютно нормальное — освободиться от обветшавших заповедей.

— Освобождался — ну и что?

— Что?

— Тоска, похмелье, дикое ощущение вины.

— Определение на редкость точное: дикое, первобытное, отбрасывающее человечество к сказкам о первородном грехе. Нет, скажите, какое падение может быть в «познании добра и зла»? Это толчок к прогрессу, который…

— Это древнееврейский идиоматический оборот познать добро и зло означает обрести власть над миром, то есть стать соперником Творца. Чем и соблазняет зверь в райском саду: будете как боги.

— Этого я не знал, впрочем, не этот аспект нас интересует.

— Борис Яковлевич, вы читали «Пир» Платона?

— Не успел, всего не схватишь.

— В арийском мифе об андрогине — первоначально сотворенном двуполом существе — есть перекличка с ветхозаветным событием. Человек разделился на мужчину и женщину и в жажде соединения тратит космическую энергию на бесконечное воспроизведение себе подобных. И в этой тоске и неудовлетворенности, борьбе полов и новых и новых поисках партнеров сквозит смутное воспоминание о цельной догреховной сущности, о покинутом рае.

— Красивая гипотеза. Кстати, а почему у вас не было детей? Проблемы медицинского характера? Нет? Неужели вы всерьез верили в предсказание о злом муже? Смерть, например, при родах, но без вины…

— Я уже сказал. Скучно воспроизводить себе подобных.

— Запомним. Ну и как, в союзе с женой вы обрели цельность, единство?

— Иногда мне казалось, что да.

— Нечастое попадание, Дмитрий Павлович, вам повезло. Могу только догадываться о вашем теперешнем самочувствии. Потерять женщину, с которой в эротическом плане…

— Да что у вас, у фрейдистов, одно и то же, честное слово! Да, во всех планах! Одна душа на двоих — так казалось.

— А вот это уже чересчур, Дмитрий Павлович. Если вы идентифицируете, то есть отождествляете себя с женой…

— Что за бред!

— Этот бред является причиной многих заболеваний. Так вот, в таком случае ее связь с Вэлосом должна представляться вам противоестественной, извращением.

— Мне так и представляется, потому что предательство, на мой взгляд, и есть извращение образа и подобия Божьего.

— Ага, Дмитрий Павлович, круг замкнулся. Ваши детские, назовем, грезы начались с евангельского образа Иуды возле Христа. Впоследствии вы переносите этот мотив на своего деда — может быть, и отца, — предавших, по-вашему, старую Россию. В эту категорию попадают жена и друг. На уровне супер-Эго в данную систему ценностей вы включаете мифический эпизод грехопадения: отпадение от Творца — то же предательство, так ведь? От выводов пока воздержимся, вернемся к тому, с чего начали, — в балтийскую ночь. Итак, вам захотелось домой в Москву.

— Я пошел по направлению к Дому творчества, ветер и холод усиливались.

— Почему вы замолчали?

— Я вообще удивляюсь, зачем я все это рассказываю.

— Затем, что я человек посторонний, по видимости вам чуждый, и подсознательно вы хотите взглянуть на все происшедшее со стороны. О чем вы думали по дороге?

— Ни о чем конкретном.

— Ну, ощущали?

— Любовь.