Три Александра и Александра: портреты на фоне революции

«Алые паруса», бесспорно, самое читаемое, самое знаменитое, самое любимое публикой произведение Грина. Именно эта повесть-феерия («феерия» в переводе на русский язык – волшебство) сделала Грина тем, кем он является для многих поколений читателей: бессмертным романтиком, вдохновителем юношеских мечтаний. Её бесполезно подвергать литературоведческому анализу или критическому разбору – она не поддаётся критике. Невозможно сказать, хорошо она написана или плохо: она просто есть, как непреложный факт. Порывистая фигурка Ассоль на скалистом берегу и Грэй под алыми парусами, появляющимися в морской дали, – всегда будут волновать молодых читателей, всегда будут заставлять испытывать светлые ностальгические чувства читателей постарше.

Это недлинное произведение заключает в себе немало художественных парадоксов. Оно написано яркими, почти плакатными красками, но его образы нежны и трепетны. Сюжет и мысль движутся в направлении прямом, как полёт стрелы, так что читатель без труда предугадывает финал, но это не снижает увлекательности и напряжённости повествования. Действие разыграно на плоскости, как будто сказочник вырезал картонные фигурки и заставил их двигаться на разрисованном бумажном листе, при этом в нём всё объёмно, всё наполнено воздухом, и даже кажется, что чувствуешь солёный вкус взлетающих от камней морских брызг.

Сказка превращается в жизнь, жизнь уходит в сказку.

Тут даже больше, чем сказка или миф. Тут предчувствие надмирного счастья, окончательного и совершенного как Царство Небесное. В творческом сознании Грина начинают звучать евангельские мотивы, вовсе не слышные ранее. Евангельский подтекст выявляется в названии деревни, где живёт Ассоль – Каперна: почти Капернаум, родина апостола Петра и место проповеди Христовой. Жители Капернаума отвергли Христа; Ассоль и её отец Лонгрен – отверженные среди обитателей Каперны. Но именно к отверженным обращено Евангелие.

«Евангелие» в переводе с греческого – благая весть, то есть, известие о том, что счастье будет.

Пророчество сказочника Эгля, обращённое к Ассоль, – благая весть о пути в «блистательную страну, где всходит солнце и где звёзды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом». И это пророчество сбывается вопреки всем законам трёхмерного мира, и это так удивительно и убедительно, как если бы человек просто взял и полетел. Финальная сцена феерии – встреча Грэя и Ассоль под сенью алых парусов (алый цвет – цвет пасхи, цвет Воскресения) – столь мощно заряжена светлым оптимизмом, так наполнена любовью к жизни и к человеку, что совершенно невозможно себе представить, в каких тяжких, непригодных для бытия человеческого условиях создавалась эта повесть.

Ещё летом 1918 года Грин пытался убежать от голода в Москву, где ещё как-то работали издательства, выходили газеты и журналы. Но и там найти средства к существованию становилось всё труднее. Какое-то время они с Вержбицким кормились тем, что сбирали колосья с полей и картошку с чужих огородов. Вернулся в пустеющий Петроград. Настала зима – убийственная, ледяная. Бывшая столица той зимой походила на корабль-призрак. Пустые, занесённые неубираемым снегом улицы, тёмные окна, разбитые фонари, сиротливо поблескивающие из-под позёмки трамвайные рельсы, по которым давно не ходили трамваи. Редкие молчаливые прохожие с исхудалыми землистыми лицами. Милицейские патрули и стрельба где-то там, в холодной темноте – то ли перестрелка милиционеров с бандитами, то ли расстрел.

«Странный, роковой город, – лишь в те месяцы почувствовал я всю магнетическую силу его притяжения, все мрачное очарование его ран, зияющих пустырями и темными громадами пустынных домов, лишенных огней, среди глыб снега и льда на заколоченных улицах. Истинную и глубокую страсть внушал он». Так через четыре года напишет Грин о столице Союза коммун Северного края (наименование Петрограда на языке военного коммунизма) в рассказе «Тифозный пунктир».

Зиму Грин пережил в общежитии Дома союзов деятелей художественной литературы (так на советско-канцелярском языке называли писателей). Ближе к лету был призван в Красную армию (на основании постановления Комиссариата по военным делам Петрограда и Петроградской губернии «О призыве лиц, не эксплуатирующих чужого труда») и в сентябре направлен в Витебск, в роту связи. В его вещмешке уже лежала тогда пачка листков с черновиками будущих «Алых парусов». Из Красной армии в марте 1920 года Грин бежал – так же, как из армии царской. Не миновать бы ему ареста и, быть может, расстрела за дезертирство, но, к счастью для себя и для литературы, по дороге Грин тяжело заболел. Подозрение на туберкулёз, санитарный поезд, отпуск по болезни, Петроград, Боткинские бараки. В апреле вышел из больницы – и через несколько дней свалился вновь, на этот раз в тифу. Тиф, косивший петроградцев тысячами, пощадил Грина: через месяц он выздоровел.