Три Александра и Александра: портреты на фоне революции

Особенно интересны отзывы Чехова об Амфитеатрове. Их судьбы чуть-чуть пересеклись, и в этом пересечении успели бросить друг на друга весьма поучительные отблески. Антон Павлович и Александр Валентинович, почти ровесники, вместе начинали литературный путь в юмористических журнальчиках 1880-х годов: в «Будильнике» у Николая Петровича Кичеева, в «Осколках» у Николая Александровича Лейкина. Оба вскоре завоевали как забавники-фельетонисты известность – не слишком почётную, правда, напоминающую отчасти известность модных куртизанок. Чехов тогда был проникнут идеей коллективного писательства. В письме собрату по перу Владимиру Тихонову 7 марта 1889 года он формулировал это так: «Я <…> верую в то, что каждый из нас в отдельности не будет ни “слоном среди нас” и ни каким-либо другим зверем, и что мы можем взять усилиями целого поколения, не иначе. Всех нас будут звать не Чехов, не Тихонов, не Короленко, не Щеглов, не Баранцевич, не Бежецкий, а “восьмидесятые годы”, или “конец XIX столетия”. Некоторым образом артель». Что это, если не апология литературных принципов «третьего ряда»?

Прошли годы. Чехов стал великим при жизни, всеобщим умом, честью и совестью, а за Амфитеатровым закрепилась репутация поверхностного борзописца и бойкого фельетониста, успешного артельщика литературы. Пройдут ещё десятилетия, и Чехов будет отлит в бронзе, вписан отдельной главой в учебники русской словесности. Амфитеатров переживёт Чехова на тридцать четыре года, но также переживёт и собственную известность и надолго будет вычеркнут из списков литературных знаменитостей.

За три месяца до своей смерти Чехов, вдыхавший в Ялте последние порции целебного крымского воздуха, получил от Амфитеатрова письмо, трогательное, как всякое обращение здорового к умирающему, и две статьи, напечатанные в газете «Русь» – одна про Московский художественный театр, другая про чеховский «Вишневый сад». Ответ Чехова проникнут дежурной вежливостью с хорошо дозированным радушием. Статьи он прочёл «с большим удовольствием». «От этих ваших рецензий так и повеяло на меня чем-то давним, но забытым, точно вы родня мне или земляк…» Чехов любил делать людям приятное. Однако в письме жене, Ольге Леонидовне Книппер, годом раньше он высказался прямее и безнадежнее: «С Евлалией (так Антон Павлович то ли по ошибке, то ли с сознательной иронией называет жену Амфитеатрова, Иларию Владимировну, по сцене Райскую – А. И.-Г.

) я знаком, знаю её. Статьи её супруга читаю иногда в “Русском слове”, но пока они мало интересны». Это «пока» в применении к сорокалетнему писателю – почти приговор.

Та же сдержанная двойственность оценок Амфитеатрова-литератора – в письмах Чехова к Суворину. Журналист, писатель, антрепренёр и великий делец А. С. Суворин – ещё один пункт пересечения биографий Чехова и Амфитеатрова. Для первого Суворин долгое время оставался главным издателем, другом и корреспондентом. Второй много лет сотрудничал в уже упомянутом суворинском «Новом времени», самой ненавидимой «передовой общественностью» и самой читаемой газете России. Ушёл из неё со скандалом, о чём чуть позже. В письме Суворину 22 октября 1892 года Чехов роняет фразу постскриптум: «Амфитеатров хорошо пишет». Тому же Суворину через месяц: «Фельетоны Амфитеатрова гораздо лучше, чем его рассказы. Точно перевод со шведского». Ещё откровеннее – в письме брату Александру 5 февраля 1899 года: «Как-никак, а в общем «Новое время» производит отвратительное впечатление… (далее Чехов перечисляет с негодованием пороки сего издания – А.И.-Г.

) А ястребиные налёты Амфитеатрова! Это не газета, а зверинец…» Среди суворинских зверей есть такое животное – Амфитеатров. Если не хуже других, то и не лучше.

Антон Павлович даёт, пожалуй, самую точную характеристику стиля беллетристических произведений Амфитеатрова: «перевод со шведского». То есть, не оригинал, а переложение с чужого, не очень понятного языка. К тому же с языка в литературном отношении периферийного, провинциального. Шведская литература очень богата маленькими именами. Можно сказать, что это – великая литература маленьких имён. Что главное в маленькой литературке? Стандарт и штамп. Читатель ведь у неё тоже маленький, и он ищет в чтении не сжигающих душу откровений, а душевного комфорта. Он платит за книгу деньги и вправе получить ожидаемое. Его надо не стращать, а чуть попугивать, не изумлять, а слегка удивлять, не жечь глаголом, а приятно и пикантно щекотать. Амфитеатровские «переводы со шведского» полным-полны хорошо дозированной экзотикой и душевной щекоткой. К тому же они написаны языком хотя и сравнительно богатым, но простым, без творческих вывертов.