Три Александра и Александра: портреты на фоне революции

Но в империи зрела революция, великая и страшная. Опытный Амифитеатров ощутил её огненное дыхание сразу же по прибытии в российскую столицу. На следующий день после выхода в свет первого номера «Русской воли» совершилось убийство Распутина, в эпицентре криминально-политического скандала оказалась царская семья. Былые враги сближались, единомышленники расходились. Протопопов на глазах превращался из почтенного либерала в ненавистного сатрапа проклятого режима. Александр Валентинович понял, что тень Протопопова убьёт его репутацию, и снова попытался освежить свою известность резонансным и экстравагантным действием.

22 января 1917 года в «Русской воле» за подписью Амфитеатрова был опубликован фельетон под названием «Этюды». Последствия описаны в дневнике В. Г. Короленко, 3 февраля 1917 года: «Амфитеатрова высылают (военные власти) из Петербурга. <…> Протопопов, организовавший «прекрасное газетное предприятие», высылает фактического редактора этого предприятия». Далее Владимир Галактионович приводит фрагмент текста «Этюдов»: «У старых езопов разгорелись давним негодованием, алой грозой охваченные хохочущие очи. Лавы, озёра, потоки, а результатов ещё – ау! Куцая целесообразность изничтожает «яд» едва щадя его носителей, если совесть общественная зазрит, да атаманы велят «ахни!»»… Что за невразумительный текст, что за сапоги всмятку! Э, нет: русский читатель должен уметь читать политические шифровки от «старых езопов». Первые буквы слов фельетона складываются в нечто осмысленное: УСЕРДНАГО ХОЛОПА РЕАКЦИЯ ЕЩЕ НЕ СОЗДАВА… Это – часть фразы о Протопопове: «Такого усердного холопа реакция ещё не создавала», и перед этим: «Решительно ни о чём писать нельзя…», и далее: «Его власть – провокация революционного урагана».

Вспомним: когда-то наш Old Gentleman больно лягнул своего благодетеля Суворина. Теперь удар нанесён другому благодетелю – Протопопову. Всё-таки было в Александре Валентиновиче постоянство характера.

В конце своей дневниковой записи живой классик Короленко удивляется: «Странный школьнический приём со стороны старого и опытного писателя. Всё это говорится и без криптограмм, и для всех, кто читает передовые газеты, это общее место». Конечно, общее место. Но цель автора не в том, чтобы сказать правду, а в том, чтобы дать возможность новому министру наступить на старые грабли, по которым прошлись все его предшественники. И Протопопов, человек ума недальнего (даром что земляк Ленина и Керенского), со всего маху наступает на них: высылает Амфитеатрова куда-то за Байкал, украшая его поблекшую славу новыми яркими цветами.

В середине февраля Амфитеатров неспешно отправился на восток.

Но тут-то и совершилось ожидаемое и невероятное: революция.

Ссыльный Амфитеатров вернулся в Петроград, о чём было рассказано нами во вступительной главе.

Наступило время больших и честолюбивых ожиданий. Амфитеатров не зря ездил в Таврический дворец. На пятьдесят пятом году жизни бульварный беллетрист имел думу: по-сказочному удариться оземь – и обернуться носителем власти, государственным человеком. Тем более что его друзья эсеры становились всё более влиятельными. В июле новый министр-председатель эсер Керенский начал формировать правительство; пронеслись слухи, что Амфитеатров может получить портфель или, на худой конец, будет назначен послом в какую-нибудь престижную страну, вероятнее всего, в Италию.

Вместо Италии, однако, выпало совершенно другое.

Октябрь 1917 года смешал и перевернул всё.

В гуле событий звучный голос Амфитеатрова потонул, заглох. Наступившая эпоха не сулила ему, коммерческому литератору, ничего хорошего. «Исчезла чистая коммерция», как говаривал один персонаж Ильфа и Петрова. Исчезла и кратковременная свобода слова. Вместо неё – голод, отсутствие работы, страх перед арестом. К лету 1918 года одно за другим были закрыты все оппозиционные издания, в которых сотрудничал Амфитеатров. Надвинулся жуткий призрак красного террора.

В первый раз бывший Московский Фауст был арестован и отправлен на Гороховую, 2 в июне 1918 года, через несколько дней после убийства Володарского. Тогда чекисты хватали кого попало, но, по большей части, скоро и отпускали. Потом были ещё два ареста, последний – весной 1921 года. Во времена военного коммунизма арестован мог быть всякий, и в любой момент дня и ночи. Даже совершенно лояльный новой власти Александр Блок провёл сутки на тюремных нарах в обществе бывшего наркома юстиции левого эсера Штейнберга. Амфитеатров лояльным не был, хотя и открытой борьбы чуждался. Получал даже кое-какие госзаказы на литературные переводы при посредничестве Горького, старинного своего приятеля итальянской поры. Привыкший к благополучной жизни, Александр Валентинович изрядно страдал от голода и собственной ненужности. Да и в большевистских узилищах насмотрелся всякого.

Из очерка А. В. Амфитеатрова «Советские узы»: