Три дочери Евы

Пери вдруг почувствовала, как ее захлестывает невыносимая печаль. Что отделяло ее – студентку со светлым будущим – от этой женщины, не имевшей ничего? Где пролегает та невидимая черта, которую так боится переступить всякий, кто мнит себя уважаемым членом общества? Черта, за которой обрывается мир, – так, как это представлялось морякам древних времен, считавшим землю плоской. А граница между нормой и безумием – разве ее можно считать нерушимой? Пери вспомнила слова ходжи, к которому мать водила ее в детстве. Возможно, он прав и она действительно уязвима перед силами тьмы.

Внезапно нищенка остановилась и обернулась. Взгляд ее пронзил Пери насквозь.

– Ты меня ищешь, дорогуша? – усмехнулась она, обнажив ряд желтых прокуренных зубов. – Или ты ищешь Бога?

Пери побледнела и покачала головой, не зная, что ответить. Потом сделала шаг вперед и протянула бродяжке несколько монет, которые давно сжимала в ладони. Пальцы нищенки высунулись из длинного рукава пальто и схватили деньги так стремительно, как ящерица хватает насекомое, сидящее на зеленом листике.

Круто развернувшись, Пери бросилась в сторону своего колледжа. Страх терзал ее душу, и, хотя с каждым шагом расстояние между ней и бродяжкой становилось все больше, она ощущала странное родство с ней и не могла избавиться от этого чувства.

* * *

В ту ночь Пери читала допоздна. Если бы она смотрела не в книгу, а в окно, то увидела бы любопытную сцену. Ширин, забывшая ключи от ворот, скинула туфли на высоком каблуке, потом, опираясь на руки своего изрядно набравшегося бойфренда, перелезла через двенадцатифутовую стену, приземлилась на клумбу, испачкав землей белые джинсы, вскочила и принялась стучать в одно из окон первого этажа. При этом она заливалась смехом и напевала какую-то заводную персидскую мелодию.

Словарный запас

Оксфорд, 2000 год

В Оксфорде не было недостатка в пабах и кафе, не слишком обременительных для скромного студенческого бюджета, и все же Пери посещала подобные заведения крайне редко. Хотя здесь было не меньше сотни клубов и сообществ, членом которых она могла бы стать, она решила не вступать никуда, даже в Общество феминисток. Надо как можно больше времени уделять учебе, решила она, и отказаться от всего, что отвлекает от занятий. Включая парней. Влюбленность влечет за собой душевное смятение; расставание влечет смятение еще более мощное. На все эти чувства и переживания придется потратить уйму сил, а на обеды, ужины, прогулки, бесконечные ссоры по самым ничтожным поводам и сладостные примирения – уйму времени. Все это очень изматывает. Словом, Пери ни с кем не хотела сближаться, это требовало слишком больших затрат. Она приехала в Оксфорд учиться, а не крутить романы. К дружбе тоже следовало относиться с осторожностью. Как и любовь, она отнимала много времени и претендовала на ее душевный покой. Кандидатов в возможные бойфренды и подруги вокруг было предостаточно, но Пери старательно избегала близких отношений с кем бы то ни было. Жизнь ее проходила под девизом: «Учиться, учиться и еще раз учиться», и с твердостью, неожиданной для столь юной девушки, она не отступала от этого девиза ни на шаг, сжимая себя в тисках железной дисциплины.

В школе она привыкла быть первой ученицей, но здесь, в Оксфорде, ей пришлось с горечью признать, что знаний у нее явно недостаточно. Все, о чем говорилось на лекциях, она понимала без труда. А вот дискуссии и письменные задания на семинарах давались уже сложнее. Она всякий раз мучилась, пытаясь выразить свои мысли на бумаге на языке, который не был для нее родным. Но она не собиралась сдаваться – трудности только подстегивали ее, заставляя двигаться вперед.

Прежде всего, если хочешь чего-нибудь добиться в Оксфорде, следует подтянуть английский, решила она. Как саженцу для роста необходима влага, так и ее мозг нуждается в достаточном запасе слов, чтобы полноценно выражать себя. Она накупила целую кучу цветных стикеров и стала записывать на них новые слова и выражения, которые ей особенно понравились и которые она намеревалась использовать при любой возможности. Схожим образом обычно поступают все иностранцы, в той или иной степени. Так на ее карточках появились слова:

Autotomy: самоампутация части тела, к которой прибегают животные, попавшие в капкан.

Cleft stick (из «Властелина колец» Толкина): попасть в затруднительную ситуацию.

Rantipole (из «Легенды о Сонной Лощине»): неистовый, безрассудный, порой задиристый человек.

В своем первом реферате по политической философии она охарактеризовала турецкую внутреннюю политику словом «rantipole», утверждала, что турецкая политическая система нередко попадает в «cleft stick», после чего неизбежно следует «autotomy», первой жертвой которой становится демократия.