– У нее никогда не было своих детей, она не могла их иметь, – начала ее мать уже более мягким тоном. – В свою очередь, от единственной своей дочери я не могла заполучить внуков. Я так долго злилась на нее за это, издевалась, пока доктор не прояснил всю картину. С тех пор я не могу себя простить. В довесок ко всему плохому, что сделала ей, я еще больше ненавижу себя за свою хворь, за то, что оторвала ее от ее… от ее детей. Мне и раньше было не по себе, времени для самоистязания будь здоров, но вы еще раз напомнили мне об этом. Нет-нет, я вас не виню, я до последней капли заслуживаю любое снисхождение.
И вы уж простите меня за грубую встречу. Когда видишь этот мир, ограниченный своим положением, начинаешь его искренне презирать, притом все и всех без исключения. Даже богов, даже подлое текучее время, прошлое, настоящее и будущее. И без того ясно, чего я стою, но почему же все так мучительно продолжается? И я прекрасно понимаю, чем дольше это тянется, тем больше я забираю у своей дочери. Какая подлая несправедливость, какая все-таки гадость эта жизнь. Как горестно, что несмотря на возможность изменить себя, я этого не делаю.
Когда она покинула меня, встав на путь просвещения, я ей совсем не помогала, хотя удобных случаев для этого у меня было предостаточно. Глупые обиды, глупая гордыня. Тогда я посчитала, что это она покинула меня, сейчас же думаю по-другому: это я прогнала ее. Но теперь она здесь и ухаживает за жалкой сварливой старухой. Почему она расплачивается за мои прегрешения, почему выход из этой ловушки видится только один?
Вошла учительница, и они продолжили пить чай, но уже не произнеся ни слова. Лишь часы давили ударами своего маятника, и иногда, словно ради разнообразия, звенели чайные пары.
– Прости меня, доченька, – мягко произнесла мать, не поднимая глаз от чашки.
– Ничего, мам, все хорошо, – ответила дочь.
***
Когда битый час в ванной комнате Марк силился прикрепить поручень, вошла его старая учительница и предложила выпить чаю в благодарность за работу.
– Мать решила, что не будет присутствовать, слишком устала, – добавила она.
Марк поначалу пытался отказаться, но такая уж у него добрая учительница. Пришлось подчиниться.
– Ты помнишь Ангелу, ну, ту девчушку беленькую совсем, – уже сидя за столом, спросила учительница.
– Конечно, помню, а что? – вдруг встрепенулся Марк.
– Ты сегодня много чего наговорил, спасибо, конечно, было очень приятно услышать. Но ты вдруг заставил вспомнить и про нее. Кстати, она очень интересовалась тобой, как ты и где ты живешь. Я вот пыталась найти ее письмо, но куда-то его все-таки задевала. Оно пришло приблизительно год назад, и я даже успела перечитать его несколько раз. Пусть и небольшое, но в каждом слове чувствовалась свойственная ей теплота. Если хочешь, я могу пересказать его, насколько полно это позволит сделать моя старческая память.
Марк словно голодный пес уставился на свою учительницу, и в его выражении лица все было ясно и без слов.
– Пожалуйста, я готов вас слушать с величайшим вниманием. Только очень вас прошу, не торопитесь. Вспомните все, что там было.
– Конечно, Марк, – ответила она, – я постараюсь. Ну, значит, в письме она поблагодарила меня за доброту, спросила, как поживает мой кот, и немножко рассказала о жизни своей и ее новых родителей. Она раньше обычного окончила консерваторию и стала неплохой пианисткой. Хотя, я думаю, она поскромничала, ведь какое-то время, с ее слов, она давала небольшие концерты по стране. Сейчас занимается репетиторством. Было еще что-то, я в точности не припомню, но ближе к концу она спрашивала о тебе и просила дать хоть какие-нибудь сведения о твоем местонахождении. Кроме этого, выразила надежду когда-нибудь встретиться со мной и с тобой прежде. Даже намеревалась приехать сама.
– Да, вот еще и фотография, кстати, что была в письме, – вспомнила старушка, подобрав с полки из-за спины небольшую рамку. На фотографии были запечатлены четыре человека, как пояснила старушка, среди них оказались ее приемные родители и их приемный сын. И да, на первом плане была она, белокурая Ангела.
Вот так сдавило все внутри, почувствовал Марк, в ответ на вновь хлынувшие чувства, будто его погрузили в ледяную воду. Он разглядывал улыбающееся лицо своей подруги и пытался вернуть дыхание, которое словно забыло, что оно вообще есть. Нет, не удалось мне ни на миг забыть о ней, стать хоть чуть-чуть равнодушным. Как же все-таки прекрасно, что она еще помнит обо мне, а значит, я обязан правдами и неправдами вновь оказаться с ней рядом.
– У вас есть ее обратный адрес? – спросил Марк.
– Обратный адрес… Ой… Я, похоже, оставила его вместе с письмом. При том, что я все-таки успела написать ей ответ. Но где я его бросила, не могу никак припомнить. Прости меня, пожалуйста, старуху.
– Пожалуйста, мне очень-очень нужно ее увидеть, – взмолился Марк. – Я уверен, вы что-нибудь вспомните.