Три шершавых языка

Классическая музыка совсем не привлекала Марка, но открыть Ангелу с этой неожиданной стороны как талантливого артиста было для него крупной неожиданностью. А если признаться честно, то нелегко было на душе у Марка, наблюдавшего всеобщее восхищение ее талантом. Скорее потому, что уже на данном этапе ему мерещилась пропасть между ними. Она просто волшебница, нежная фея, но кто такой он? Уже искренне хотелось, чтобы концерт, наконец, закончился, прекратилась эта демонстрация ее величия, и он мог расставить все точки над «i». Боже, как она меня встретит, бешено крутилась мысль.

Но музыкальный ряд продолжался невероятно долго, и все, что оставалось Марку, это с жадностью рассматривать ее на расстоянии, стараясь запечатлеть каждую мелкую деталь, каждое ее движение и, в ключе музыки, перемену ее настроений. Она была тоненькая и хрупкая, в вечернем платье с легким намеком на Средневековье. Белоснежные волосы уложены назад в затейливый рельеф, также на манер эпохи великих композиторов. Ее отточенные манеры, то, как она держит платье, когда садится за рояль, как делает реверанс и поклоны, никого не могли оставить равнодушными. Но как она играла, стоит рассказать отдельно.

Она сидела, немного ссутулившись над клавишами, ее движения, то мягкие, ожидательные, чтобы выдать самый чистый, самый выдержанный звук, то жесткие и хлесткие, подвластные эмоциям музыкальной темы. Иногда казалось, она вот-вот бросится в атаку, на напряженных местах, и вдруг, словно по щелчку, превращалась в воздушную нимфу и ударяла по клавишам нежно-нежно, словно потерявшими вес пальчиками, рождая самые быстрые, самые мягкие трели.

Концерт наконец-то завершился. Сил ждать и терпеть у Марка совсем уже не оставалось, но все же он сдерживал себя и повторял действия за более опытными зрителями. Но когда толпа с цветами потянулась к исполнителям, он едва ли не по головам, направо и налево рассыпаясь извинениями, стал пробираться к сцене.

Боже, какая она красивая, отметил про себя Марк, рассматривая ее все ближе. Его взгляд просто замкнулся на ней, а разум скакал в какой-то бредовой пляске. Однозначно, ее любили все, и сейчас она просто утопала в цветах. Ее платье и волосы теперь блестели микроскопическими блесками и, вместе с тем, крупными гранями изысканной бижутерии. На лице великолепно наложенный макияж, а ее мягкая улыбка, ее нежный взгляд, окончательно разбросали остатки мужественности Марка.

Он почувствовал себя деревенским дурачком, потерявшим не только дар речи и хладнокровие, но и способность хоть как-то спокойно двигаться, держать себя. Самооценка стала падать все ниже и ниже. Узнает ли она меня, захочет ли она со мной общаться? Что вообще, черт возьми, произойдет, как она заметит меня? Привет – привет, как дела, да нормально, пока, до свидания. Да кто я теперь для нее? Глупец, хотя бы цветы купил! Черт меня разорви, каким же все-таки невеждой я бываю.

Чем ближе подбирался Марк, тем большая толпа собиралась вокруг нее. Люди уже окружили ее плотным кольцом, ожидая, пока она возьмет их букет, еще чуть-чуть – и оно сомкнется. Они что-то восхищенно говорили ей, рассыпались в благодарностях и комплиментах, а она живо отвечала, как могла улыбалась и пыталась раздать свое внимание всем, пожелавшим сказать ей теплые слова. Марк успел протиснулся к ней, и через плечо очередной ее горячей поклонницы, протянул свернутую записку на листке блокнота. Но она с минуту будто не замечала его. Минуту, что хуже ожидания самой смерти. Этого времени с лихвой хватило Марку, чтобы растоптать надежду на благополучный исход его многолетних поисков.

К великой неожиданности, ее левая рука схватила Марка за вытянутую кисть. Расталкивая остальных, она потянула в его сторону, извиняясь перед всеми, кто все еще жаждал поговорить с ней. Пробившись, она подтолкнула Марка на пару шагов в сторону.

– Подожди меня перед залом, я очень скоро освобожусь, – сказала она ему полушепотом, подхватив свободной рукой за локоть и немного потянув его вниз, чтобы оказаться ближе к уху Марка. – Только обязательно дождись.

– Хорошо, я буду ждать, сколько бы ни понадобилось, – обещал он.

– Я скоро! – ответила она.

***

Марк простоял под дверьми примерно тридцать минут, и за это время его несколько раз сверлил взглядами персонал филармонии, сновавший взад и вперед со стульями и какой-то утварью музыкального мира. Там же на этаже слышалась чья-то восторженная болтовня, в ходе которой с хлопком выстрелила пробка из-под шампанского. Наконец, в глубине коридора отворилась дверь, и затем засеменили частые каблучки.

– Какой же ты все-таки молодец, я знала, что ты меня обязательно найдешь! – пролепетала сияющая Ангела и, подскочив ближе, с ходу обняла Марка поверх его рук, а голову положила ему на грудь. Ему только и оставалось, что смотреть на нее сверху, вдыхать запах ее волос вперемежку с тонким парфюмом и ждать, когда объятия однажды разомкнутся. Хотя лучше бы они еще долго-долго не размыкались.