Три смерти Ивана Громака

Фразу он не закончил – потерял сознание. Очнулся уже в госпитале. Без него похоронили и Анциферова, и Лисицкого – могила их находится в самом центре старого парка в Тлумаче.

А от Нырикова, разорванного снарядом, выпущенным в упор, так ничего и не нашли. Но в том месте, где он погиб, поставили обелиск, возле которого бросили немецкое орудие, расчёт которого уничтожили бойцы его отряда. На щите пушки написали:

СИЛЬНА СМЕРТЬ,

НО ВОЛЯ ГВАРДЕЙЦА К ПОБЕДЕ

СИЛЬНЕЕ!

30

Когда Иван пришёл навестить своего командира, отлёживающегося в отдельной палате ближайшего к фронту тылового стационарного госпиталя, где Подгорбунский поправлял здоровье бок о бок с каким-то подполковником ВВС РККА, там негде было яблоку упасть.

Самусенко, ещё две незнакомые девчонки в солдатской форме, несколько офицеров разных родов войск, один из которых оказался военкором «Комсомольской правды» Юрием Жуковым – ранее он не раз встречался с катуковцами и теперь чуть ли не в каждом номере газеты прославлял их подвиги.

– Это мой механик-водитель, младший сержант Громак… – превозмогая боль, прошептал раненый, представляя служителям пера своего геройского подчинённого. – Бойкий парень, с шестнадцати лет на войне – скоро три года тому исполнится… Но до сих пор почему-то без наград… Разберитесь, товарищи журналисты, сделайте, ёпсель-мопсель, всё, чтобы справедливость наконец восторжествовала…

– Ладненько! – пообещал Юрий Александрович. – Сколько тебе лет, парень?

– Двадцать! – рявкнул Иван.

– И то только в следующем месяце стукнет, – слабо улыбнувшись, подсказал Подгорбунский. – Тринадцатого мая.

– Помолчите, товарищ капитан! Вам трепыхаться противопоказано – ни шевелиться, ни разговаривать нельзя, – повысил голос Жуков.

– Не выдумывай. – Владимир недовольно нахмурился.

– До поры до времени… – пояснил журналист и спросил Громака: – Где служил, боец?

– Раньше?

– Ну да…

– Сначала – на флоте, воспитанником экипажа крейсера «Красный Кавказ»…

– Славная калоша!

– Затем – в Первой комсомольской штурмовой! – проигнорировал обидную реплику Громак.

– Украинец?

– Казак.

– Земеля, стало быть! – обрадовался Юрий Александрович.

– А вы откуда? – спросил Иван.

– Из Славяносербска…[49] Знаешь такой город?

– Естественно. Ежели напрямик – по карте, то это совсем рядом от моих мест. Мы из Новоалексеевки, что в Приазовье.

– Во как? Здорово…

– Встать! – внезапно выкрикнула красавица Самусенко.

Оказалось, что проведать героя прибыл сам командующий первой танковой армией Катуков, со вчерашнего дня – генерал-полковник танковых войск. Приехал он не один, а с огромной свитой, которую, впрочем, оставил в коридоре.

– Обмыть бы надо! – не очень вежливо намекнул Владимир, рассматривая шикарные новенькие погоны командарма.

– Успеем. Обмоем ещё. Когда Берлин возьмём, – обычно строгий Михаил Ефимович улыбнулся краешком губ и обвёл взглядом просторное помещение с высоким, чисто выбеленным, потолком, как бы наслаждаясь качеством недавно законченного ремонта. – А сейчас… Представь-ка мне лучше своих товарищей. Кроме товарища Жукова, конечно; мы с Юрием Александровичем с первых дней войны знакомы.

– Землячка… Шурочка… – начал Подгорбунский, но Катуков, с улыбкой глядя на девушку, прервал его:

– Давай дальше. Эту красотулю представлять не надо. Её весь фронт знает!

– Подполковник Военно-воздушных сил Сергеев. Ранен. Идёт на поправку. Скоро встанет в строй.

– Очень приятно… – промямлил с соседней койки «летун».

Осколок попал ему в лицо и что-то повредил, так что даже короткие слова давались теперь подполковнику с большим трудом.

– Громак Иван Григорьевич, механик-водитель, – неспешно продолжал Подгорбунский.

– Ах, вот ты, значит, каков, герой-комсомолец? – Катуков с интересом посмотрел на Ивана. – Можешь пришивать новые сержантские погоны.

– Служу…

– Отставить! И место для медали готовь – вчера мы подали списки, представленных к правительственным наградам; ты тоже в их числе!

– Слу…

– И опять отставить! – генерал-полковник повернулся к Подгорбунскому. – Ничего не скажешь: славного бойца ты в учебке подобрал, Владимир Николаевич. Так сказать, себе под стать!

– Он ещё под Смоленском отличился – двух фрицев голыми руками завалил. Причём – непростых, из той дивизии, мерзавцы которой казнили Зою Космодемьянскую, – пояснил Владимир.

– Постой, постой… Уж не тот ли ты Громак, которому Твардовский стихотворение посвятил? – оживился военкор.

– Никак нет. Однофамилец, наверное, – возразил Иван, ничего не знавший о том, что уже попал в славную когорту литературных персонажей. – Где я, а где Александр Трифонович…

– Что, нравится его творчество? – поинтересовался Катуков.

– Ещё бы! «Василий Тёркин» – лучшее из того, что мне приходилось читать об этой войне. По крайней мере, в стихах, – убеждённо ответил Громак.

– А читал много?

– Стараюсь… – солидно ответил Иван и пояснил: – Конечно, когда свободная минута выпадает.

– Что-нибудь по памяти воспроизвести можешь?

– Конечно, – даже обиделся Громак: