Три женщины

Тамара долго думала, как ей начать знакомство с этими трудными мальчишками. Как растопить их душу. Как заставить поверить в то, что она их друг. И здесь у них новая семья. И она решила прочитать им свои любимые стихи. Никто не может остаться равнодушным к этим строкам. Тамара знала, что читает хорошо и сможет преодолеть комок в горле и дочитает до конца.

И сейчас, глядя на реакцию детей, она понимала – все правильно. Можно много говорить о доброте, о дружбе, приводить примеры из классических произведений. А можно вот так просто прочитать стихи Асадова. Они близки и понятны и взрослому, и ребенку.

– Еще, – почти шепотом сказал Витя Трегубович.

– Да, еще, – поддержали нестройно другие ребята.

Тамаре тоже необходимо было время, чтобы прийти в себя после прочтения стихотворения.

– Я рада, ребята, что вам понравились стихи. И давайте мы поступим так. Устроим вечер поэзии Эдуарда Асадова. Каждый из вас прочтет что-то, что сам выберет, что больше всего понравится. Это не по программе. Но сами видите, насколько человечные стихи, глубокие.

– А кто он, этот человек? Этот Асадов?

– Ребята, у этого человека судьба очень и очень непростая. Бывший фронтовик, на фронт ушел прямо со школьной скамьи. Уже между боями начал писать стихи, а потом было страшное ранение, в битве за Севастополь. И долгие годы госпиталей, операций, лечения. К сожалению, Асадов ослеп, – Тамара слегка помедлила, потом подошла к учительскому столу, открыла первую страницу томика стихов и показала фотографию поэта со страшной повязкой на глазах. По классу пронесся негромкий вздох. Тамара продолжила: – Но Эдуард Асадов не пал духом, окончил Литературный институт. Ведет активную жизнь, может, и стихи его оттого проникновенные такие, что знает он про нас что-то большее. Вот так, ребята.

Звонок прозвучал неожиданно для класса. Ребята первый раз в жизни не спешили на перемену, каждый подошел к учительнице и что-то незначащее сказал на прощание.

= 6 =

– Ну что, Тамара Алексеевна, молодец. По-моему, и подход к ребятам нашла, и успеваемость неплохая. А что с Никитиным? Смотрела его дневник, это что за отметки?

– Это, Мария Игнатьевна, моя беда. Мальчик неплохой. И устно отвечает. И говорила с учительницей математики, там одни пятерки. Но безграмотность страшная. Борюсь.

– Как?

– Занимаюсь дополнительно каждый день.

– Когда думаешь подтянуть?

– К концу полугодия. Раньше не получится. Тройку за первую четверть поставлю. Но с натяжкой. А ко второй четверти, думаю, тройка уже будет твердая. Ни одного правила не знает. Каждый день пишем с ним диктанты, улучшения есть.

– Дома у него была?

– Конечно, Мария Игнатьевна. Ничего хорошего. Грязь, запущенность, мужики какие-то сидят, выпивают. Да еще и болезнь у нее… – Тамара не знала, как дальше продолжать.

– А ты в обморок-то не падай… Ну, сифилисом мать больна. Нам пацаненка государство доверило. Значит, будем из него человека делать. О нем нужно думать.

– Да хороший он мальчишка, только запущенный. Но я выправлю.

– Хорошо, – Мария Игнатьевна делала пометки в толстой тетрадке.

– Как на суд сходила?

– Показания свидетельские дала, Мария Игнатьевна, сказала все как есть. Нужно Мишку из этой семьи забирать. Не зря он так отчима боится, каждый раз плачет, как тот за ним приезжает. Мужик уже сидел за мужеложство. Все, что чувствую, все сказала.

– А мать Мишкина что, жена его?

– Не знаю, Мария Игнатьевна, что это за мать такая. Я за своего ребенка горло перегрызу. А эта сидит, руки сложила на животе, в пол смотрит. «Я, – говорит, – своему мужу, как себе, верю. Мишка все придумывает». А где он придумывает, Мария Игнатьевна?! Как из дома после выходных возвращается, все по углам плачет. Сил нет смотреть.

– Срок мужику светит?

– Надеюсь, что так.

Мария опять сделала пометку в своей тетрадке. Как же правильно она взяла эту Ковалеву. А могла бы Амалию послушаться, и что бы тогда? А в Ковалевой есть стержень. Правда, принципиальная уж она слишком и честная. И иногда неудобная. Но это для других. А для Марии – так то, что надо.

– На следующей неделе – комиссия. Дашь показательный урок.

– Хорошо. Со своими? Или в 9-м?

– Да сама решай. К тебе поведу и к Гендель Симе. Кстати, тоже толковая. Но твои уроки – они особенные. Хвалить тебя не хочется, но, действительно, сама бы к тебе учиться пошла. И, главное, ты никогда не теряешься.

– Да вы что?! Коленки трясутся так, что по классу пройтись лишний раз боюсь.

Мария усмехнулась:

– Никогда не подумаешь. Да, Тамара Алексеевна, еще все спросить тебя хочу, да вот не решаюсь, – она прямо посмотрела на Ковалеву. По тому, как та покраснела, поняла: можно не спрашивать, и так все ясно. Но все-таки спросила: – Когда в декрет?

– В марте, – выдохнула Тамара.

– Дома не засиживайся, с яслями помогу, ждать тебя буду, – просто сказала директриса.

Тамара не ожидала такой реакции и неожиданно для себя расплакалась.

– Ну, ну, брось, все будет хорошо. Иди посмотри, что это за крики в коридоре. Небось опять твои.

– Спасибо, – выдохнула Тамара, вытерла глаза и выбежала из кабинета.