Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

В шведском архиве имеется письмо королевы и Государственному совету в Стокгольм от высшего должностного лица в Нарве Нильса Ассерсона от 23 марта 1633 г. Написал-де ему воевода из Новгорода, что следует в Швецию русское посольство. Послов сопровождают 42 человека. Из Нарвы они будут доставлены в Стокгольм морем, однако раньше конца апреля — начала мая навигация не откроется. Впрочем, новгородский воевода пишет, что посольство считает необходимым переждать в Новгороде четыре-пять недель, так что корабль к тому времени может быть зафрахтован. Послы будут встречены на границе, и сам Ассерсон обеспечит им подобающий прием и наилучшее жилье[717].

«Великое посольство» прибыло в Стокгольм 4 июня 1633 г. Отныне мы уже располагаем параллельными источниками: из русских и шведских архивов.

В донесении от 8 июня послы описывают свой торжественный въезд в шведскую столицу. В другой отписке сообщают шведские политические новости. Из них для Москвы самым главным было то, что королевой окончательно выбрана малолетняя Христина и что правителями при ней будут Габриель Оксеншерна, Яков Делагарди, Карл Карлссон, Пер Банер, тогда как «королеве Марии-Элеоноре в государственных делах владетельства не будет, и нигде ее имени не именуют»[718]

. Это был ясный и недвусмысленный знак отказа от продолжения политики Густава-Адольфа!

Далее послы сообщают, что канцлер Аксель Оксеншерна находится сейчас в Германии. Прилагается печатная брошюра («вестовая тетрадка») на немецком языке о текущих международных новостях, в том числе о посещении шведского канцлера приезжавшим послом из Польши. Б. И. Пушкин с товарищами проверили эту тревожную новость по нескольким каналам. От какого-то информированного стокгольмского горожанина они узнали, что действительно после смерти Густава-Адольфа в Германию к шведскому канцлеру и войску приезжал посол короля Владислава просить, чтобы Швеция не нарушала перемирия до истечения его срока; подробности и результаты переговоров не известны, но для продолжения или закрепления их сейчас из Гданьска в Стокгольм едет другой польский посол. Тотчас Пушкин с товарищами неофициально («разговорным обычаем») обратились за разъяснениями к приставленному к ним чиновнику («приставу»), и тот, очевидно, следуя инструкции, подтвердил слух о едущем в шведскую столицу польском после, сообщив при этом, что есть уже правительственное распоряжение по прибытии посла на лифляндскую границу узнать, «с чем он идет», и, если он идет просить о приобщении Шведского государства к Польскому, не принимать его, а если идет поздравить королеву и говорить о соблюдении перемирия, «и с тем польского посла в Стокгольм пустят и посольство у него выслушают»[719].

Встревоженные всем этим русские послы принимают тайное решение, чтобы им обогнать соперника — «быть на посольстве и в ответе до приходу польского посла». Соответственно передали через приставленного чиновника просьбу ускорить прием. Однако вельможи через него же ответили весьма неопределенно, что примут лишь «после Троицы» без указания дня. По запросам, которые шлют послы в Москву, как поступать в случае несогласия шведов-, видно, что они потеряли надежду включить в крестное целование русско-шведское двустороннее обязательство относительно войны и мира с Польско-Литовским государством[720].

Эти отписки послов означали проигрыш всей долгой дипломатической кампании патриарха Филарета Никитича. Уже второй наказ «великим послам», составленный после известия о смерти Густава-Адольфа, оставляет впечатление, что Филарет Никитич отстранен или отстранился. С отписками же послов из Стокгольма произошло нечто странное, не могущее не привлечь внимание историка: посланные в первой половине июня, они получены в Москве лишь 17 августа. Два с лишним месяца гонец не мог находиться в пути. Дипломатическое послание было или перехвачено или нарочно задержано. А ответная инструкция была подписана только 14 сентября — всего за две недели до смерти Филарета Никитича. Какая-то сложная борьба разыгрывалась в Кремле.

Но мы можем проследить лишь характер и судьбу информации, хлынувшей в Москву по разным каналам или активно высасываемой Москвой со времени гибели Густава-Адольфа и наступившего в связи с этим изменения международной ситуации.

Одним из источников являлись регулярные отписки новгородских воевод о европейских новостях. В конце января и начале февраля 1633 г. путем расспросов прибывающих из-за рубежа русских и иностранных купцов было многократно проверено и подтверждено известие, что шведский король убит. Сообщается о передаче командования герцогу Веймарскому, который помолвлен с принцессой Христиной и, соответственно, может оказаться шведским королем. Новгородские воеводы передают также слухи, что между шведами и имперцами может быть заключен мир[721]. На обороте читаем помету, что царь и патриарх слушали и приказали о том же и впредь проведывать и к ним, к государям, писать. Такой приказ и направлен в Новгород 11 февраля[722].