Трилогия о мисс Билли

Десятого сентября вернулась Билли – загорелая, круглощекая и радостная. Она объявила, что великолепно провела время и не может представить себе ничего прекраснее этой поездки, которую они с Бертрамом совершили только вдвоем. На заботливые расспросы тети Ханны она заявила, что совершенно отдохнула и прекрасно себя чувствует. При этом в глазах ее был какой-то невысказанный вопрос, который тете Ханне не понравился, но та ничего спрашивать не стала.

Одним из первых друзей, с которым Билли повстречалась после возвращения, оказался Хью Калдервелл.

Бертрама не было дома, когда пришел Калдервелл, так что первые полчаса Билли развлекала его одна. Ее это не огорчило, поскольку она смогла задать Калдервеллу несколько вопросов об Алисе Грегори, что давно уже собиралась сделать при первой же возможности.

– Немедленно расскажите мне все и обо всех! – начала она издалека, настроившись на интересный разговор.

– Спасибо, у меня все хорошо, и я провел довольно приемлемое лето, если не считать жары, бесконечных насекомых, нескольких серьезных разочарований и нарыва на пальце, – ответил он невозмутимо, – я один раз был в Ревере, один раз в цирке, три раза на пляже Нантаскет и, пожалуй, раз десять в синематографе. Еще я… но, возможно, на самом деле вы хотели спросить о ком-то другом? – спросил он, глядя на хозяйку дома вежливо, но без улыбки.

– Что вы, как можно? – улыбнулась Билли. – Хью, я всегда знала, что вы довольно высокого мнения о себе, но не думала, что вы считаете себя «всеми». Продолжайте, мне очень интересно.

Хью усмехнулся, но заговорил невесело.

– Спасибо, но нет. Теперь неинтересно мне. Отсутствие одобрения мне сильно мешает. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Как прошла ваша поездка?

– Прекрасно! Лучше и ожидать было нельзя.

– Вам повезло. Здесь стояла невыносимая жара.

– Что же держало вас в городе?

– Причин было слишком много, а одна из них была слишком печальна, чтобы о ней говорить. Кроме того, вы наверное забыли, – добавил он с достоинством, – что я занят делом. Я присоединился к миру работающих людей.

– Бросьте, Хью, – рассмеялась Билли, – наверняка вы завтра собираетесь уехать на другой конец света.

Хью подобрался.

– Почему-то никто не верит, что я всерьез, – обиженно сказал он, – я… – Вдруг он махнул рукой, расслабился, сел поудобнее и медленно улыбнулся. – Ладно, Билли, я сдаюсь, вы правы, – признался он, – я всерьез задумываюсь о том, чтобы уехать… ну, на полпути до конца света, в Панаму.

– Хью!

– Да, боюсь, что так. Этот визит может стать прощальным, если я уеду.

– Но, Хью… Я, конечно, вас дразнила, но все равно думала, что вы на этот раз осели на одном месте.

– Да, я тоже так думал, – вздохнул он, – но, боюсь, Билли, в этом нет смысла. Конечно, я еще вернусь и снова свяжу свою судьбу с их светлостями Джоном Доу и Ричардом Роу, но сейчас меня одолела тяга к перемене мест. Я хочу снова увидеть дорогу. Конечно, если бы мне приходилось самому зарабатывать на хлеб, масло и сигары, все было бы по-другому. Но мне не нужно, и я это знаю. Вероятно, в этом и лежит корень проблемы. Если бы не все те сорочки, в которых я якобы родился, по мнению Бертрама, жизнь моя текла бы по-другому. Но сорочки всегда со мной, и я знаю, что в любой момент могу отправиться покорять горы и переплывать озера. Теперь мне захотелось это сделать. Вот и все.

– То есть вы уедете?

– Видимо, да, на некоторое время.

– А те причины, которые удерживали вас здесь летом? – рискнула Билли. – Они больше… не властны над вами?

– Нет.

Билли задумалась, глядя на своего собеседника. Почувствовав, что зашла в тупик, она решила начать сначала.

– Вы так и не рассказали мне все и обо всех, – сказала она с улыбкой. – Раз уж о вас я уже знаю, то расскажите теперь о других неважных всех.

– То есть…

– О тете Ханне, Грегори, Сириле и Мари, и близнецах, и мистере Акрайте… Обо всех.

– Но вы наверняка получали от них письма.

– Да, кое-кто мне писал, и после возвращения я уже многих видела. Просто я хочу знать вашу точку зрения на события лета.

– Хорошо. Тетя Ханна мила, как и всегда, носит столько же шалей, сколько обычно, а ее часы бьют двенадцать в половину двенадцатого.

Миссис Грегори все так же добра, хотя, боюсь, здоровье ее несколько пошатнулось. Мистер Аркрайт уехал за границу – полагаю, об этом вы знаете. Я слышал, что он добился там большого успеха и будет петь в Берлине и Париже этой зимой. Возможно, из Панамы я отправлюсь в Европу и тогда увижу его. Мистер и миссис Сирил поживают прекрасно, но до сих пор не выбрали близнецам имена.

– Знаю, а ведь бедняжкам уже исполнилось три месяца! Какой стыд! Вы, наверное, знаете причину? Сирил говорит, что придумать имя ребенку – одна из самых важных и сложных вещей на земле и что, по его мнению, он уверен, что люди должны сами выбирать себе имена, когда достигнут разумного возраста. Он хочет подождать, пока близнецам исполнится восемнадцать, и на день рождения преподнести им имена на выбор.

– Господи, – рассмеялся Калдервелл, – я слышал кое-какие сплетни, но не думал, что это окажется правдой.