Нужно заметить, что П. Г. Губер, говоря о скороспелом эротизме, мне кажется, глубоко ошибся, возможно, просто не вникнув в смысл стихотворения. Ну, судите сами, дорогие читатели, какой уж тут эротизм?
Ты хочешь, милый друг, узнатьМои мечты, желанья, целиИ тихий глас простой свирелиС улыбкой дружества внимать. Но можно ль резвому поэту, Невольнику мечты младой, В картине быстрой и живойИзобразить в порядке светуВсе то, что в юности златойВоображение мне кажет?
Пушкин обращается к своему лицейскому однокашнику, откровенно говорил ему, что память детства настолько жива, что хочется писать о ней и о мечтах, охватывающих все существо. Ну, разве не мечтали мы с вами, дорогие читатели? Разве мы не мечтали мальчишками о необыкновенных подвигах во имя любимых, разве не мечтали о лихих схватках с врагом, в которых непременно видели себя победителями, но порой израненными в боях. Казалось, это верный способ заставить замереть девичье сердце.
Вот строки из того же послания…
В мальчишеских мечтах этим грозным седоком был конечно же автор этих строк. И, конечно, он не мог не упомянуть о ранах на поле брани, которые не могут оставить равнодушными девичье сердце.
И ради чего все эти мечты? Да вот же, вот…
Поэт видел себя храбрым воином, получившим раны в боях. И никаких намеков на «скороспелый эротизм» не только в этом эпизоде, но и во всем «Послании к Юдину» не проглядывается. К тому же это ведь сон!
Яркие воспоминания детства, воспоминания и о робких встречах, и о дерзких мечтах, о волшебных снах. Все это связано с селом Захарово и Большими Вяземами, и Государственный историко-литературный музей-заповедник А. С. Пушкина хранит память о тех годах.