Триумфы и драмы русских балерин. От Авдотьи Истоминой до Анны Павловой

Айседора Дункан оставила столь заметный след в России, что даже весьма далекие от искусства стяжатели и вешатели из первого правительства молодой советской республики, подобные русофобу Луначарскому, запомнили ее имя. И вот в 1921 году этот самый Луначарский, благодаря которому Россию покинули многие и многие выдающиеся деятели искусства, не считавшие возможным терпеть «окаянные дни» революционных преобразований, направил Айседоре Дункан приглашение приехать в Россию на жительство и служение искусству. Да, служить-то искусству было почти некому. Слава русского балета Кшесинская, любившая Россию до боли сердечной, и та вынуждена была уехать от зверств, подобных алапаевским, где был зверски убит близкий ее человек великий князь Сергей Михайлович, честный воин высокого ранга, приносивший всю жизнь только пользу России.

Конечно, Луначарский, человек без совести, наобещал балерине столько, сколько в России ей не могли дать. Но ее привлекла возможность открыть свою школу балета. И она решилась принять предложение, о чем вспоминала впоследствии:

«Весной 1921 года я получила телеграмму от советского правительства.

„Одно только русское правительство может вас понять. Приезжайте к нам; мы создадим вашу школу“. Откуда явилась ко мне эта весть? Из того места, которое Европа считала „преисподней“ — от советского правительства в Москве. И, оглядев свой пустой дом, где не было ни Архангела, ни надежды, ни любви, я ответила:

— Да, я приеду в Россию и буду учить ваших детей, если вы мне дадите ателье и все нужное для работы.

Ответ был положительный; и в один прекрасный день я очутилась на пароходе, направлявшемся по Темзе из Лондона в Ревель, откуда я должна была ехать в Москву. Перед отъездом из Лондона я зашла к гадалке, которая сказала: „Вы едете в далекое путешествие. Вас ждут странные переживания, неприятности. Вы выйдете замуж…“

Но при слове „замуж“ я прервала ее слова смехом. Я? Я всегда была против брака и никогда не выйду замуж. „Подождите, увидите“, — возразила гадалка.

По пути в Россию я чувствовала то, что должна испытывать душа, уходящая после смерти в другой мир. Я думала, что навсегда расстаюсь с европейским укладом жизни. Я верила, что идеальное государство, каким оно представлялось Платону, Карлу Марксу и Ленину, чудом осуществилось на земле. Со всем жаром существа, отчаявшегося в попытках претворить в жизнь в Европе свои художественные видения, я готовилась ступить в идеальное царство коммунизма. Я не взяла с собой туалетов, так как в своем воображении должна была провести остаток жизни, одетая в красную фланелевую блузку среди товарищей, одинаково просто одетых и преисполненных братской любовью. По мере того как пароход уходил на север, я с жалостью и презрением вспоминала старые привычки и основы жизни буржуазной Европы, которую покидала. С этого времени я должна была стать товарищем среди товарищей и выполнять обширную работу для блага человечества. Прощай неравенство, несправедливость и жестокость старого мира, которые сделали создание моей школы невозможным.

Когда пароход наконец бросил якорь, сердце мое сильно забилось. Вот вновь созданный прекрасный мир! Вот мир равенства, в котором осуществилась мечта, родившаяся в голове Будды, мечта, прозвучавшая в словах Христа, мечта, являвшаяся конечной целью всех великих художников, мечта, которую Ленин великим чудом воплотил в действительность… Я вступала в эту жизнь, чтобы мое существование и работа стали частью ее славных обетований.

Прощай, Старый Мир! Привет тебе, Мир Новый!»

Перед отъездом, комментируя предложение советского правительства, говорила в интервью:

«В Москве я буду в состоянии создать великую школу искусства, которая будет посвящена не только пляске, но и поэзии, выразительности и пластическим искусствам. Из всех правительств мира только Советы заинтересованы в воспитании детей». Ну а на вопрос о трудностях жизни в молодой советской республике заявила: «Физический голод — ничто. Я боюсь духовного голода, который теперь царит во всем мире».

Потеряв своих детей, она была готова посвятить жизнь воспитанию детей, тянущихся к искусству.

Она выступала в Москве и будто бы даже танцевала под Интернационал. Ленин был восхищен ее талантом.

О Европе Дункан писала:

«Вы знаете Лондон и Париж довоенные. Они и тогда уже, с точки зрения артистической, представляли собою какие-то шумные и нелепые базары. Теперь они двинулись в этом направлении еще дальше, улетучивается последний идеализм, повсюду торжествует искусство, стремящееся продать себя как можно дороже в качестве более или менее острого или более или менее фривольного развлечения. Артист все больше превращается в шута, забавляющего сухую сердцем публику, а кто не может делать этого, конечно, осужден на страдания или неуспех».

Ее поселили в квартире, реквизированной у балерины Екатерины Гельцер. В 1921 году ей было сорок четыре года.