Из России шли известия о причинах ареста. Дело в том, что Виктор Дандре принимал активное участие в строительстве Большеохтинского моста через Неву в Санкт-Петербурге. Строительство внезапно было остановлено, изъята вся документация, и началось следствие. Комиссия вскрыла растрату 36 тысяч рублей. В те времена, когда на пятак можно было купить, как сейчас чуть ли не на тысячу, если не более, сумма была огромной. Вот эти 36 тысяч рублей Дандре был обязан выплатить — такова цена свободы.
Писательница, филолог, сценарист Елена Арсеньева (Грушко Елена Арсеньевна) так рассказала в своей книге:
«В то время общественное мнение было весьма направлено против деятельности столичной думы — вернее, полного отсутствия проку от этой деятельности. Городские газеты захлебывались от нападок. Император поручил опытному юристу, сенатору Нейгардту (между прочим, зятю премьер-министра Столыпина) провести ревизию петербургского самоуправления. Тридцать первого января 1911 года несколько посланных сенатором чиновников явились в помещение городской управы и были немало изумлены, что там не оказалось ни одного „думца“. Оказалось, что большинство ответственных за расходование городского бюджета лиц предпочитали работать дома и там же держали финансовые документы. И все же двадцать пять пудов документов в присутствии было обнаружено, изъято и на нескольких извозчиках отправлено в гостиницу „Баярд“, где обосновался Нейгардт на время ревизии. Вслед за этим были проведены обыски на квартирах членов городской думы, допросы, а затем произведены и аресты, поскольку для членов городской управы депутатской неприкосновенности не существовало. Конечно же арест главных: Виктора Дандре, Николая Романова (тезки и однофамильца самого императора!) и городского архитектора Евгения Вейнберга наделал шуму. Больше всего внимания привлекало к себе именно дело Дандре — в основном из-за его связи со знаменитой балериной Павловой. ‹…› Сплетни и частная жизнь барона, впрочем, не интересовали Нейгардта, который выяснил, что своим богатством Виктор Дандре был обязан прежде всего городской казне, в которую он, председатель ревизионной комиссии думы, смело запускал руку. Вот только один случай. Когда в 1907 году столичные власти решили проложить в городе трамвайные пути, на многомиллионный подряд претендовали две компании: германская „АЕГ“ и американский „Вестингауз“. Подряд достался „Вестингаузу“. Следствие Нейгардта обнаружило, что Дандре получил за это взятку в семь с половиной тысяч рублей. Деньги баснословные по тому времени, когда корова стоила два рубля! Нейгардт также выяснил, что когда в 1910 году город выбирал компанию для подряда на строительство нового моста через Неву (этому мосту позже дадут имя Петра I), то из Варшавы прибыл, чтобы претендовать на контракт, Шмидт, представитель фирмы „Рудзский и К°“. Когда польский представитель приехал в Петербург и остановился в гостинице „Европейская“, ему протелефонировал Виктор Дандре и предложил содействие. Он запросил пять тысяч рублей, получил их, и подряд был отдан Варшаве, а не Коломенскому заводу — второму претенденту. Это были далеко не единственные случаи взяток, полученных Дандре, однако следы прочих оказались с большей или меньшей тщательностью заметены. На основе открывшегося Дандре был предан суду. Ему, сенатскому прокурору и умелому юристу, удалось избавиться от обвинений во взяточничестве и переквалифицировать статью. Теперь ему инкриминировали „введение в заведомо невыгодную сделку“».
Что делать? Быть может, повод для злорадства?! Бывает ведь такое! Бывает. Бросил — так получай! Но не такой была Анна Павлова. Известие привело ее в ужас. Оправившись от него, она решила действовать. Любовь всесильна. Но всесильна всепобеждающая любовь. Та любовь, которая, по словам философа, — редкий цветок.
Ни в Мариинском театре, ни в антрепризе Дягилева Анна Павлова не имела возможности заработать такие деньги. И она вспомнила о выгодных предложениях английской мюзик-холльной труппы. Пришлось расставаться и с Мариинкой, и с Дягилевым. Английская труппа по заключении контракта выплатила деньги, которые требовались для спасения Дандре.
Анна немедленно отправила в Россию деньги.
Тем, кто не понимал ее, тем, кто не понимал, как можно простить предательство, она поясняла:
«В Париже я решила, что без Дандре жить не могу. Я сразу же вызвала его к себе. Мы обвенчались в церкви, под секретом. Он ведь мой, только мой, и я его обожаю».
А ведь еще недавно писала о замужестве:
«Я хочу ответить на вопрос, который мне часто предлагают: почему я не выхожу замуж. Ответ очень простой. Истинная артистка, подобно монахине, не вправе вести жизнь, желанную для большинства женщин. Она не может обременять себя заботами о семье и о хозяйстве и не должна требовать от жизни тихого семейного счастья, которое дается большинству.