Трое за те же деньги (сборник)

Он вспомнил одинокий фермерский домик, который видел, когда мотался по этим дорогам, и теперь пытался вспомнить проезд к нему. Там кто–то жил, он знал; тогда он видел дымок, вившийся из трубы. Причем хозяева домика явно были людьми немолодыми, иначе они позаботились бы о покраске стен и свежих занавесках, и двери сарая перевесили бы заново, чтобы тот мог служить укрытием от непогоды. Скорей всего там жили старики, тихо ждущие смерти на своем оскудевшем клочке земли. А может быть и вовсе одинокий старик…

Именно это им было нужно сегодня ночью: место, чтобы прийти в себя. Дождь смоет следы от машины, и они получат передышку, чтобы подумать и найти выход. Пожалуй, сегодня ночью его не поймают…

Он не испытывал страха и больше не испытывал даже злости: в свое время он с Новаком посчитается, но размышлять о том, каким образом он это сделает, сейчас было непозволительной роскошью. Все провалилось, он воспринял это спокойно; им даже в голову не приходило, что шериф… Теперь задача заключалась в том, чтобы остаться в живых и на свободе. И прежде случалось, что его ранили и преследовали, но он всегда выпутывался; справится и на этот раз.

Его целью стало выжить, выжить в каждую минуту, в каждый следующий час. Потребности его были просты: врач, деньги, другая машина. " — И я добуду их, — подумал он, вглядываясь в мокрую темную даль. — Я с этим справлюсь. И вернусь обратно к Лори.»

Эрла поддерживала простота стоявшей перед ним задачи. Прежде, когда случалось терпеть поражение, его смущала и раздражала сложность возникавших проблем, неизвестность врагов. Он никогда не знал точно, чего хочет, и кто стоит на пути и мешает ему. Но сейчас все было абсолютно четко и ясно.

— Здесь поверни налево, — возбужденно крикнул он, завидев очередной перекресток. Именно там он встретил старого охотничьего пса.

— Куда мы едем? — спросил Ингрэм, сражаясь с рвущимся из рук рулем.

— Осталась ещё сотня ярдов, не больше, — ответил Эрл. — И там мы сможем провести ночь.

Ингрэм гнал машину до тех пор, пока свет фар не уперся в подгнившие деревянные ворота, криво висевшие на ржавых петлях. Дорогу загораживали буйные заросли сирени, разросшейся вдоль изгороди, но он разглядел дорожку, что вела к старому каменному дому, и одинокий желтый огонек, слабо светившийся в окне первого этажа.

Ингрэм распахнул ворота, загнал машину во двор и снова вылез, чтобы поставить ворота на место.

— Мне нужно избавиться от этого наряда, — пробормотал он, пока они приближались к дому, разбрызгивая грязные лужи на дорожке. — И согреться.

Эрл увидел, как у него дрожат губы. Еще не хватало простудиться… никто из них не должен простудиться…

— Без этого дождя нас бы давно забрали, Самбо.

— Я просто сказал, что должен согреться.

— Я слышал. А теперь слушай меня: ты сейчас пойдешь и постучишь в дверь. Тому, кто ответит, скажи, что нам нужно переночевать. Я буду за твоей спиной, не забывай об этом.

Ингрэм затормозил посреди грязного двора перед домом. Когда он заглушил мотор, шум дождя стал слышнее, он с металлическим стуком барабанил по крыше фургона и мягче, но тяжелее стучал по раскисшей земле.

— Не забывай вот о чем, — сказал Ингрэм, глядя на Эрла. — Мы с тобой оказались в одной яме. Я имею такое же право решать, как из неё выбраться. Просто запомни это.

Эрл пошевелился и вытащил пистолет из кармана плаща.

— Видишь эту штуку? — спросил он, внимательно наблюдая за Ингрэмом. Она означает, что никаких прав у тебя больше нет. Заруби себе на носу сейчас же: в этой игре мы не партнеры. И не будем решать голосованием, что нужно делать. Шанс выжить у тебя останется до тех пор, пока ты будешь делать то, что я скажу. Понял, Самбо?

Ингрэм увидел блики света на синеватом стволе.

— Я понял, — сказал он, глядя в излучавшие опасность глаза Эрла. — Да, понял.

— Тогда пошли.

Ингрэм выбрался наружу и взбежал по прогибавшимся деревянным ступенькам на крыльцо. Спрятав пистолет в карман плаща, Эрл обошел фургон и осторожно зашагал туда же, стараясь избегать глубоких луж.

После того, как Ингрэм постучал, несколько секунд не раздавалось ни звука, но потом в доме зашаркали шаги. Дверь очень медленно открылась и полоска желтого света упала на подгнившие перила. Хрупкая седая женщина в черном платке пристально всматривалась в них, за стеклами очков без оправы поблескивали птичьи глазки. Одной рукой она прижимала платок к горлу, другой безуспешно пыталась пригладить седые волосы, растрепанные холодным ветром. На ней были черные резиновые галоши и множество бесформенных старых кофт, которые только подчеркивали тщедушность фигуры. Она шагнула вперед, возбужденно и удивленно вглядываясь в лицо Ингрэма.

— Надо же, ты вернулся назад! Приполз обратно, поджав хвост, как я и говорила. — Она рассмеялась, насмешливо склонив голову набок, одновременно насмешливо и добродушно, словно корила ребенка, который не послушался её совета и попал в беду. — А кто твой друг? Кто твой симпатичный друг?

— Он болен, я имею в виду, что он ранен, мэм, — сказал Ингрэм.