Тройка мечей

– Бывают моменты, Герик, когда приходится играть по-крупному. Я не думаю, что этим мальчишкой будут рисковать. Он – другое наследие. Среди ему подобных друг на друга не охотятся. Это может уменьшить его ценность. Однако ради нашей цели можно и рискнуть. Эта падаль нас задерживает, а время сейчас играет против нас. За этой добычей охотимся не мы одни, и уж поверь мне, Герик, среди охотников есть те, с кем тебе не захочется встречаться. – От тени донесся смех, низкий и полный презрения. – Ну же!

Тирта не знала, что он сделал с пленным мальчиком. Алон не издал ни звука, и она больше не ощущала его прикосновения. Должно быть, он отступил в свое убежище.

– Что-то он не торопится отвечать, господин! – через некоторое время произнес Герик. – Можно испробовать парочку способов…

– Тихо! – Это прозвучало достаточно резко, чтобы заставить умолкнуть даже Герика с его скрытым сопротивлением.

Двое рядом с ней застыли, словно связанные. Тирта почувствовала где-то глубоко внутри прикосновение к своей почти погребенной сущности, всплеск Силы, способный, возможно, уничтожить того, кто воспримет его в полной мере, по своей воле или по принуждению. Маленькая тень – бандит так и держал ее за плечи – чуть заметно шевельнулась. Безвольно свисавшие руки потянулись к Тирте. Сила накатывала все сильнее – ее подпитывало ликование.

Потом раздался неистовый крик, исступленный и странный; так мог бы кричать человек, кидающийся в бой, когда его захлестнула жажда крови и смерти. За плечом стоявшего мужчины появилась еще одна тень. Тирта отчетливо видела ее. Это была птица, возникшая из тела сокола!

Стоявший рядом с ней мужчина отступил на шаг. Одна его рука соскользнула с плеча Алона, и мальчик обмяк и осел на землю, словно бы полностью обессилев. Теперь он лежал поперек Тирты, такой же неподвижный, как и она сама; его мокрые от дождя волосы скользнули по ее лицу. Но Тирта не думала, что он мертв, – или ни жив ни мертв, как она сама.

Птица села на плечо Алона и, вытянув длинную шею, уставилась ей в глаза. Нет, не птица! Это снова была та голова, то лицо, которое она, терзаемая болью, видела на Ястребином Утесе!

Птица смотрела ей в глаза всего мгновение – или это лицо смотрело на нее. Потом она развернулась к человеку-тени и снова выкрикнула имя:

– Нинутра!

Человек крикнул в ответ, – а может, позвал на помощь, просил поддержать его в борьбе, которая, как он боялся, сделалась неравной?

– Ранэ!

Он словно спровоцировал птицу. Та злобно зашипела и прыгнула с тела Алона на мужчину, который попытался вздернуть мальчика на ноги. Тирта не видела, как птица нанесла удар, но услышала крик боли, а следом – ругань. Мужчина больше не стоял между нею и огнем, и она слышала другие крики, на разные голоса. Похоже, птица билась с несколькими противниками.

Алон так и остался лежать, где лежал. Тирта не ощущала его тяжести; его голос доносился до нее едва различимым шепотом, который то и дело заглушали крики и шум со стороны.

– Они дерутся. Птица пролила кровь. Но лорд кого-то призвал, и к нам придут другие. И кто-то еще идет следом. Час вот-вот пробьет. Держись, Тирта, держись, ничего еще не решено.

Она догадалась, что Алон старается говорить вслух, потому что тот, кого призвал лорд, или он сам, напрягая силы для призыва, могут почувствовать соприкосновение их разумов. Но она не могла ответить. Да и не хотела. Это больше не ее битва. Скорее, это ловушка, в которой ее удерживают и из которой она хочет освободиться.

Шум стих, а потом между светом очага и ее телом снова встала какая-то тень.

– А что теперь делать с мальчишкой, господин?

– Проследи, чтобы он был надежно связан, и положи куда-нибудь в безопасное место, – последовал мрачный ответ. – Сейчас не до новых попыток.

Алона подняли с ее тела и куда-то унесли, мальчик безвольно свисал с рук охранника. И Тирте снова дозволено было погрузиться в благословенное ничто.

Потом ее пробудила боль – воспоминание о боли, потому что та, казалось, уже не была ее частью. Однако же она влекла эту боль, словно досадное бремя, которое приказано было нести. Неохотно расставшись с ничто, она посмотрела на мир. Над ней было небо, тусклое и серое, но дождь прекратился. Ее голова покачивалась из стороны в сторону, и временами она мельком видела всадников – в основном одного: он ехал рядом и вел в поводу пони, к которому ее привязали. Видимо, ее привязали к лошади таким странным образом – лицом вверх – из-за шкатулки, которую Тирта по-прежнему прижимала к груди; иначе ее никак и не повезешь.

Но девушка осознала не только то, что творилось вокруг, но и то, что происходило у нее внутри. В ней оживала не только боль, но и ее мысли. На этот раз она откликнулась не на зов Алона – скорее, на что-то иное, исходящее от…