— Я всё знаю. — Иштар скривил губы. — Как же женщины болтливы. Хорошо, что они молчат в присутствии мужчин. Если они откроют рот — в стране начнётся бедлам. Всё, о чём говорят женщины, основано на домыслах.
— Значит, дочь Хёска… — произнесла Малика, рассматривая изваяние Джурии. Разве возможно, чтобы женщина обладала такими безупречными формами?
— Я не могу жениться на племяннице.
Малика рывком повернулась к Иштару и, едва удержав равновесие, прислонилась спиной к постаменту. Снова эта слабость в теле.
— Хёск твой брат?
— Сводный. Его родила кубара моего отца. И говори тише.
— Он знает?
Иштар подошёл к Малике:
— Нет. Это опасное знание. У меня двое сводных братьев и одна сводная сестра. О них знают хранители тайн, Шедар, я… теперь ты. В истории были случаи, когда бастарды пытались захватить трон, поэтому, когда у кубары хазира рождается ребёнок, его официально объявляют сиротой и отправляют приёмным родителям. Сведения о ребёнке вносят в родовую книгу, чтобы избежать в дальнейшем кровных браков. Родовыми книгами занимаются хранители тайн. У простых людей с этим намного проще. Их кубарам запрещено рожать, их продают в детородном возрасте, чтобы они успели обзавестись потомством.
Теперь стало понятно, почему кубараты постоянно обновляются и женщины живут в них не более двадцати лет.
— Твоя мать знает о бастардах?
— Когда жила в своём дворце — догадывалась. Сейчас — знает, что они есть, но не знает, кто они. Жёнам хазиров не показывают родовые книги.
— А ты не думал, что Хёск мечтает стать твоим тестем?
— Я же сказал: всё, о чём говорят женщины, основано на домыслах.
— Почему его дочь до сих пор не замужем?
— Потому что дочь Хёска — инвалид. Она не встаёт с постели. Об этом знает узкий круг людей. Теперь знаешь ты. — Иштар изогнул бровь. — Расскажешь обо всём матери-хранительнице?
— Остров Шабир хранит тайны. Сохранит ещё две.
Иштар навис над Маликой, упираясь руками в постамент:
— Сними чаруш.
— Нет!
— Я хочу видеть твои глаза, когда буду говорить.
Малика попыталась высвободиться из захвата:
— Иштар! Я не та, кто тебе нужен.
Он всем телом вдавил её в камень:
— Откуда ты знаешь?
— Я испытываю к тебе дружеские чувства. Не надо всё портить.
Иштар отступил на шаг, провёл ладонью по лицу:
— Ты что-то говорила о достойном мужчине. Нет достойных или недостойных. Есть уважение к себе. Уважение — это сито, которое ты держишь в руках. Чем больше ты себя уважаешь, тем крупнее ячейки в сетке. Чем крупнее ячейки, тем больше отсеивается шелухи. Те, кто жалуется, что их окружают недостойные люди, держат в руках не сито, а ведро, и собирают всех подряд. Каждый получает то, чего он достоин — не наоборот.
— Сито — это разум, у сердца разума нет, — произнесла Малика, испытывая неодолимое желание прижаться к Иштару и дать волю чувствам. — Оно не умеет по приказу ненавидеть или любить. У него свои законы.
— Я не знаю, что такое любовь. Ты уедешь, и я прикажу разуму забыть тебя. Но если ты останешься — я буду думать о тебе каждую секунду.
— Даже лёжа рядом с кубарой?
— Каждую секунду.
— Я не твоя женщина, Иштар. — Запустив руку под чаруш, Малика оттянула ворот платья. Земля под ногами плыла и вращалась. Вокруг мельтешили снежинки. Шумел и бесновался ветер. — Не понимаю, что со мной.
Иштар еле успел подхватить её под локоть:
— В тебе просыпается женщина, и с этим нельзя бороться.
Провёл Малику в храм, выпустил её локоть, и Малика без сил опустилась на пол. Над чанами курился дымок, по залу разливался дурманящий аромат. Возле колонн стояли жрецы, повернувшись лицом к письменам и перебирая пальцами выпуклые символы и знаки. В этом храме даже молятся иначе.
В воздухе кружились миллионы блестящих песчинок, падая и снова взмывая к куполу. Этот хаос казался слаженным, гармоничным, будто кто-то руководил полётом каждой песчинки.
Прислонясь спиной к витражу, Малика из последних сил хваталась за явь, но сознание погружалось в иллюзорный мир. Казалось, плоть и мысли воспарили над землёй, смешались с цветными песчинками и растворились в них. Вокруг звучали шипящие голоса, шумело море, шуршал песок. Кто-то пел заунывную песню. Две обнажённые женщины плескались на отмели. Их кожа, будто покрытая золотом, переливалась и блестела на солнце. Тела изгибались, повторяя движения волн. Над морем порхали алые бабочки.
Малика вошла в воду. Платье намокло, ветер сорвал с головы чаруш. Перламутровая ткань, пузырясь и покачиваясь на волнах, поплыла к горизонту. Сильные руки заскользили по плечам и стиснули грудь. Затаив дыхание, Малика запрокинула голову. За спиной стоял Иштар. «В тебе просыпается женщина…» — шептали его губы, нежно целуя её шею. И ей вдруг захотелось сделать то же самое: коснуться губами его тела…
Малика очнулась. Жрецы раскачивались взад-вперёд и, перебирая пальцами письмена, бормотали молитвы. Иштар упирался в колонну обеими руками, будто толкая её перед собой, и не сводил с Малики глаз.