Автомобили остановились на берегу пруда, возле старинной крепости. По ребристой поверхности воды плавали лебеди. Ветер раскачивал деревья, тянувшие к берегу тонкие ветви. Два прислужника, выйдя из сторожевой будки, открыли в воротах калитку. Хёск выбрался из автомобиля и в ожидании хазира с шабирой стал разглядывать флюгеры на башнях.
Иштар велел водителю покинуть салон и впервые за время поездки повернулся к Малике:
— Я зимний, но горячий. Я родился зимой.
Она улыбнулась: для себя, не для Иштара — он всё равно не увидит.
— Даже не верится, что в Ракшаде зима.
— Времена года здесь никто не отменял.
— И… когда твой день рождения?
— Сегодня. В Ракшаде не принято его праздновать.
— А я хотела тебя поздравить.
— Мы празднуем день зачатия.
Малика принялась теребить уголок чаруш. Видимо, это правда, что муж приходит к жене лишь для того, чтобы зачать ребёнка. На всякий случай спросила:
— Вы знаете дату?
— Конечно. Муж совокупляется с женой в определённый день. — Иштар перевёл взгляд на распахнутую калитку. — В храме не смотри на меня. Ладно? У меня давно не было женщины.
— Иди один. Я подожду тебя в машине.
— Просто не смотри на меня, — повторил Иштар.
Войдя в калитку, паломники словно перенеслись в другой город. Одинаковые одноэтажные дома были рассчитаны на несколько хозяев: об этом говорило количество входных дверей. Окна с одинаковыми серебристыми витражами, одинаковые клумбы, дорожки и заборы. Узкие улицы как ручьи стекались к культовому сооружению в виде леса мраморных колонн, скульптур танцовщиц, башенок и шпилей. По сравнению с главным храмом на площади Единства, воинственным и злобным, — этот храм являл собой поэму в камне.
Перед входом лежала женщина, раскинув руки и уткнувшись лбом в землю. Белое платье повторяло изгибы стройного тела. Сквозь чаруш просматривались тёмные волосы, заплетённые в тугие косички.
— Это главная жрица. Её зовут Саизель, — сказал Иштар Малике и велел женщине встать.
Саизель поднялась на ноги, прижала ладони к груди; жесты были плавными, а принятая поза изящной и женственной.
— Она обучает служительниц культа искусству танца, — продолжил Иштар, равнодушно взирая на жрицу. — В Ракшаде несколько храмов Джурии. Этот храм находится в ведомстве моей сестры.
Малика с возросшим интересом посмотрела на женщину. Но что можно увидеть сквозь чаруш, стянутую на шее серебряным зажимом? Только овал лица.
Паломники вслед за хозяйкой вошли в храм. Пройдя через холл, ступили в главный зал, опоясанный двумя ярусами балконов. Вдоль стен, на пушистых коврах, стояли низкие диваны, отделённые один от другого ширмами из перламутровой ткани. В углах помещения над чанами курился дымок, в воздухе витал знакомый пьянящий аромат.
— Я пойду на балкон, — сказал Хёск и направился к лестнице.
Жрица провела Иштара и Малику к дивану и скрылась за потайной дверью.
Ожидание затянулось. Не понимая, почему Иштар сел рядом с ней, а не спрятался за перегородкой, Малика рассматривала орнамент на стенах. Взгляд перетёк на люстры, похожие на кружева. Мысли сделались вялыми, веки отяжелели. Перед внутренним взором прокатилась волна и выбросила на берег пенный гребень. На песок легла мужская рука. До боли знакомая… Холёная кожа, длинные пальцы, ухоженные ногти. Рукав рубашки с подвёрнутой манжетой. Адэр…
Донеслась стонущая музыка, послышался перезвон колокольчиков. Локоть упёрся в песок, появилось плечо, обтянутое влажной тканью. Широкая спина, водопад спутанных пшеничных волос… Это Адэр!
Малика всем телом потянулась вперёд. «Повернись ко мне, дай посмотреть в твои глаза. Я истосковалась…»
Налетевшая волна накрыла Адэра с головой, а откатив, распахнула рубашку на его груди. Ключ… изумрудный ключ на кожаном шнурке…
Музыка стихла. Тишина прозвучала как гром. Малика взглянула на танцовщиц, застывших в соблазнительных позах. Полупрозрачные платья расшиты бисером. Края чаруш обмотаны вокруг шеи и закреплены брошью.
Малика закрыла лицо руками. Душа плакала. Сердце рвалось на части от несбыточного желания: очутиться рядом с Адэром, прикоснуться…
Послышались мягкие шаги: девушки покидали зал.
— Пора ехать, Эльямин, — произнёс Иштар.
Малика уронила руки на колени. Сесть к нему в машину и вновь оказаться в плену обманных чувств?
— Можно я останусь?
— Зачем?
— Хочу научиться танцевать, как они.
Ложь… Снова ложь…
Иштар нахмурился:
— Ты же не надумала стать жрицей вожделения?
— Вожделения? — Малика коротко хохотнула и устремила взгляд в расписной потолок. — Пришли за мной машину. Через неделю. А лучше через две.
— Не сегодня-завтра начнётся сезон штормов.
— Тогда пришли машину после нового года.
Иштар дал знак сестре и вместе с ней вышел из зала. Хёск спустился с балкона и поспешил за ними. Будут совещаться, что делать с шабирой.
В витражные окна бился солнечный свет. Орнамент на стёклах бросал на паркет причудливые узоры теней. Дымок над чанами едва заметно клонился то в одну сторону, то в другую. Вдыхая аромат благовоний, Малика боролась со сном. Закрыть глаза не давала мысль, что за потайной дверью кто-то стоит и наблюдает за шабирой в щёлку. Иначе откуда в зале сквозняк?