Тропами Яношика

Егоров внимательно посмотрел на этого человека и, благодарно кивнув, спросил, как они вдвоем сумели найти сразу четыре мешка.

Оказывается, они только везли. А собирали другие. Вся окрестная молодежь сейчас бродит по лесу.

— Но среди них могут быть всякие! — встревоженно заметил Подгора.

— Этих всяких в нашей деревне только два, — ответил старший Шагат. — А если надо будет, в тот же день не станет ни одного. Они это знают!

— Мне кажется, вся Словакия только и ждет сигнала, чтобы броситься на фашистов, — сказала медсестра Наташа Сохань.

— Ано, ано! То истая правда! — понял ее Шагат-младший по имени Петраш.

Комиссар отряда, старший лейтенант Мыльников был молодой, но опытный партизан, умевший распознавать людей. Поговорив с чабаном и его связным, он почувствовал к этим словакам доверие и решил тут же отправиться с группой своих бойцов к местным партизанам.

— То не так быстро, — заметил Ежо, — километров десять.

— Ничего, мы пролетели тысячу, а уж десять одолеем.

По горам и лесам, без дорог и тропинок десять километров оказались не таким уж пустячным расстоянием. Десантники только на рассвете прибыли в ущелье, заросшее кустарником, где Ежо трижды стукнул палкой по сосне. Совсем недалеко ему ответили тем же. Он стукнул еще раз и тогда из-за старого бука, окруженного орешником, вышел партизан со шкодовским автоматом на груди и красной тесемкой на пилотке.

Ежо, кивнув часовому, который рассматривал десантников, стоявших под буком, потребовал позвать командира. При этом он предупредил, что привел партизан.

Когда часовой удалился, Мыльников перемигнулся с друзьями — мол, дело здесь поставлено по-военному.

Впервые за долгие годы работы в подполье Марек Смида спокойно проводил партийное собрание. Не боялся, что кто-то подслушает или увидит. Он сидел со своими товарищами в партизанской землянке, охраняемой надежными людьми.

На партийном собрании присутствовал и один беспартийный, Николай Прибура. Но никто не посчитал это нарушением устава. Почетный гость! А он, смущенный, сосредоточенный, укрылся в уголке, за спиной руководителя подпольной партийной организации. И чувствовал себя так, словно вошел в запретную зону.

По его мнению, не было никакой разницы между своими, советскими коммунистами, и этими, собравшимися здесь членами коммунистической партии Чехословакии. Хотелось самому сейчас принадлежать международной армии коммунистов.

Докладчик, который недавно присутствовал на заседании Словацкого национального совета, рассказывал о выступлении Густава Гусака, одного из основателей антифашистского подполья Словакии.

Николай понимал, что коммунист повторяет речь Гусака слово в слово, и завидовал его памяти. Докладчик закончил свое выступление сообщением о том, что десять дней назад в Москву вылетела делегация от Словацкого национального совета с намерением обратиться к Советскому правительству за помощью уже назревшему восстанию. Делегацию возглавляет Карел Шмидке.

Это сообщение было встречено взрывом аплодисментов. Все дружно встали и запели «Интернационал». Николай пел на русском языке. Мадьяр Пишта — на своем. Но это не мешало победному гимну коммунистов греметь в тесном жилье партизан так, что, казалось, раздвигались стены и окружавшие их горы.

Никто не сел, когда закончилось пение.

В торжественной тишине заговорил Смида.

— Может, в результате обращения нашей делегации, а может, в силу приближения фронта, за последние три дня на территории Средней Словакии приземлилось несколько групп советских парашютистов. Все они — опытные партизаны. Наша задача, товарищи, организовать должную встречу тем, кто спешит к нам на помощь. В самых глухих горных районах надо провести разъяснительную работу, и прежде всего среди чабанов и лесников.

На этом партийное собрание закончилось. Смида ушел. А через несколько минут после его ухода часовой сообщил о группе партизан.

Встречать десантников вышли командир, комиссар и Николай Прибура.

Мыльников сразу догадался, кто из троих командир. Высокий, стройный, с военной выправкой, которую не мог скрыть простенький серый костюм, он заметно выделялся уверенностью движений и цепкостью взгляда. Сразу видно было, что этот молодой человек успел кое-что в жизни повидать. Привычно козырнув, представился:

— Надпоручик Владо, командир партизанского отряда.

— Комиссар отряда Лацо Газдичка, — назвал себя второй.

Третий — совсем еще юный паренек с пушком на вздернутой верхней губе был в черном пиджаке с плеча солидного мужчины. На словацкой пилотке, словно капелька крови, алела совсем крохотная тесемка.

— Командир диверсионной группы Николай Прибура, — не приложив руку, а лишь на мгновение тронув место, где мог бы быть козырек, представился он и дрогнувшим голосом тихо добавил: — Меня фашисты вывезли в Германию…

От волнения он больше не мог говорить. Мыльников выручил его, сообщил, что они — украинские партизаны, сброшенные сюда в Словакию, в тыл врага для подрыва коммуникаций.

При этом он заметил, с каким восторгом смотрит Николай на его медаль.

— Можно? — робко протягивая к медали обе руки, спросил Прибура.