Тропы вечных тем: проза поэта

На лекциях [я ходил с папкой, как министр с портфелем.] я садился за последний стол, раскладывал содержимое папки, как пасьянс [, и писал лекции. В моём кармане лежал студенческий билет. Я ходил счастливый. Так ходят открыватели.] И, как заклинание, шептал дивные туземные слова: экзогама, эндогама, логический квадрат.

Были кабинеты, их [кибернетическая] интеллектуальная тишина, отрадный холостяцкий шорох перелистываемых страниц — нечто вроде \шороха/ одинокого таракана, за столом жаркий вспых перешёптывания. И книги, книги — космические глубины книг. Когда я подымался от книг, то [шёл, двигаясь] двигался спросонными движениями, [ещё] весь в могучем поле книжного притяжения. Я шёл и спотыкался, отвыкший от размеров и кубатуры будничного мира.

<14>

[Иногда мы собирались на квартире у Панды. Слушали магнитофонные записи, спорили, курили. Начинал Феликс.

ФЕЛИКС: — Мальчики! Я люблю вас. Давайте смеяться. Ведь мы мальчики! Пожилые люди обычно серьёзны. Но серьёзные вещи делают только мальчики. Это мы мальчиками решаем кардинальные проблемы своей жизни, а после этого остаются частности: семейный катехизис, пелёнки, покупка автомашины, пенсия, старость. Каждый мальчик думает прожить до тридцати лет. Тридцать лет — это роковой барьер. Пока мы мальчики, мы смеёмся, потом возраст будет смеяться над нами. В молодости — хохот, в старости — равнодушие иронии и серьёзность. Что такое серьёзность? Замедленный обмен веществ, известь в мозгах, затухающие синапсы.] Проследите идею юмора. Всё подгонять под серьёзность — это железный юмор. В самом респектабельном человеке, в его абсолютной серьёзности есть что-то застывшее и жалкое, есть микроб смешного. А ведь ещё древние говорили: «От великого до смешного — один шаг». Скажите серьёзным голосом какую-нибудь серьёзную фразу и она потеряет своё прежнее значение, станет нелепой, превратится в фарс, вызовет улыбку.

ШАПОВАЛОВ: — Я не желаю с вами разговаривать.

ПАНДЫ: — Я не желаю с вами разговаривать.

ШРАМКО: — Я не желаю с вами разговаривать.

Я: — Я не желаю с вами разговаривать.

ШАПОВАЛОВ: — Эксперимент удался. Но похожий случай есть где-то у Марка Твена.

ПАНДЫ: — Юмор отвлекает человека от глубины и серьёзности мысли. Это игра ума.

ФЕЛИКС: — Ты сейчас как раз говоришь о том, что когда человек смеётся, он отдыхает. Вот почему шутку так любят. Надо отдыхать, надо отвлекаться, переступая границы серьёзности.

Я: — Переступать линии, рамки, границы — это уже безнравственно с научной точки зрения.

ФЕЛИКС: — Человек с развитым чувством юмора — утончённо безнравственный человек, ибо ирония — это порождение свободного духа.

Я: — Выходит, человек с развитым чувством юмора — свободомыслящий человек, а это уже асоциально.

ПАНДЫ: — Покой — есть первая обязанность гражданина, как сказал Томас Манн.

ШРАМКО: — Интересно, а почему комики — самые серьёзные люди?

ФЕЛИКС: — Кто-то сказал: юмор — это человек, который застигнут врасплох.

Я: — Импрессионистично.

ФЕЛИКС: — Да, юмор импрессионистичен. Юмор всегда конкретен. Чувство юмора — вещь мгновенной реакции, она схватывается на больших скоростях, как раз под стать нашей стремительно мчащейся эпохе. Но, конечно, всего в меру. Когда иронией злоупотребляют, она порождает современных стиляг. От иронии до пошлости — один шаг. Вот скептицизм. Раньше скептицизм был началом веры: сомневаться значит верить. Во что сейчас превратился скептицизм? Почти что в синоним малодушия и трусости. А ведь ирония — начало веры. Ещё Гораций говорил: Кто мне помешает, смеясь, сказать правду? Против пессимизма в иронии восставал Александр Блок: «Ирония — это древняя болезнь. Болезнь личности, болезнь индивидуализма. Она праздна!». А ведь юмор сродни оптимизму, когда человеку вещь представляется в светлом тоне смешного. Юмор порождает здоровый дух. Юмор оптимистичен. Без юмора человек так же бы задохся, как без оптимизма. Только юмор конкретней, он обнажает, он нам ближе. Суть — мы его можем пощупать своими руками. Человек с чувством юмора — человек со вкусом. У него есть чутьё. Он современен. Это страшное уродство и бескультурье — когда человек не обладает элементарным чувством юмора. По одной улыбке, говорят, можно определить человека. Смех — это как бы мера, которой можно мерить мир человеческий. Улыбка — зеркало души. Улыбка — вещь музыкальная. Юмор принадлежит массе. Он эпичен. Люди стали утончёнными, по-женственному утончёнными (вспомните: человек будущего — человек с женскими качествами). А там, где тонкость — уже витает дух юмора. Серию своих романов Бальзак назвал «Человеческая комедия», у Данте есть «Божественная комедия». Они знали: смех — вот соль человеческой жизни. Мальчики, давайте смеяться. Но будем осторожны: после того, как мы однажды скажем: «— Шутки в сторону!» — мы превратимся в мертвецов. А вообще ирония — вещь взрослая, вещь интеллектуальная. В ребёнке с зарождением общественного интеллекта зарождается ирония, зарождается взрослый, и арифметическая прямолинейность детства сходит на нет.

<15>