Трудно быть папой, или Веселые будни семьи Борджиа

Я не знаю, кому первому пришла в голову светлая мысль провести следственный эксперимент: мол, пусть Джованни приедет в Рим и в присутствии высокой комиссии, составленной для большей объективности не только из представителей Борджиа, но и из представителей Сфорца, покажет, импотент он или нет. Для следственного эксперимента выдать реквизит: жена – 1 штука, кровать – 1 штука. Весь процесс пошагово отразить в протоколе, протокол должен быть подписан всеми членами комиссии. Вот на основании этого протокола и принимать решение.

Так вот, кто бы ни был автором этой увлекательной идеи, ее полностью поддержал двоюродный дядя Джованни Лодовико Моро. Он, хотя и метнулся в свое время на сторону французов и папу предал, понимал, что политическая ситуация – штука переменчивая: сегодня французы, завтра не французы. Папскую поддержку полностью терять вот вообще ни разу не хочется. А тут этот родственник дебильный выделывается: не импотент он, видите ли. Если для общего дела надо, если миланская родина прикажет – будь импотентом! Поэтому Лодовико пытался усовестить двоюродного племянника и уговорить не лезть на рожон. Мол, Вань, ну что тебе стоит, съезди в Рим, покажи, на что ты способен в условиях супружеской спальни. Если у тебя все нормально, может, папа какое-то другое решение найдет например, с удобством разместит тебя на дне Тибра, там должна еще парочка мест остаться, специально для таких случаев зарезервированных.

Джованни говорит: дядя, вы знаете, я к вам всегда со всем моим уважением. Но все же интересуюсь спросить: а что вы курите такое ядреное и забористое и можно ли это мне тоже достать в окрестностях Пезаро? И я еще удивляюсь, что вы мне предлагаете супружеские обязанности в спальне исполнить. А че сразу не на площади Святого Петра? Давайте, не стесняйтесь, жгите! Можем еще билеты на это действо продавать, 20 % от прибыли вам, 80 % на поддержание жизнедеятельности семейства Борджиа, а мне – внимательные взгляды и компетентные рекомендации заботливых римских граждан. Я не знаю, может, в вашем Милане, развращенном Неделями высокой моды, такие перформансы в порядке вещей. А у меня в присутствии комиссии единственное, что может подняться, – это артериальное давление. Я импотенцией не страдаю, но вот тут-то она меня и настигнет, можно не сомневаться. Еще и заикание добавится ко всем остальным диагнозам, когда члены комиссии начнут громко комментировать происходящее. К тому же мне, говорит, к той Лукреции прикасаться противно. У нее с ее папашей и братом такая родственная любовь, что мне в ее кровати места не найдется – занято все. И график расписан на годы вперед, не втиснешься.

Даже если Джованни клеветал на святое семейство Борджиа, его можно понять. Очернение соперника в информационной войне, которую соперник первый начал, дело вполне естественное. Но может статься, что Джованни что-то знал, был чему-то свидетелем… Как бы там ни было, папа, до сведения которого, конечно, довели такие заявления, ничуть не обиделся. Он вообще как-то не сильно парился по поводу того, что о нем говорят люди (в этом, безусловно, с него следует брать пример). Он написал зятю вполне миролюбивое письмо, в котором предложил свой вариант мотива для развода: расторжение брака из-за импотенции, вызванной сглазом и порчей, насланной злобными врагами, поэтому сам Джованни не виноват.

Для Джованни же такая формулировка ничего не меняла. Сглаз там или не сглаз, а ржать над ним будут по всей длине итальянского сапога и за его пределами. Джованни куда более трепетно относился к своей репутации, чем папа. Да и то сказать: одно дело, когда про тебя болтают, что ты имеешь все живое, тебе на пути подвернувшееся (как в случае папы), и совсем другое дело, когда болтают, что ты вообще ничего не можешь. Два принципиально разных вида очернения. Второе гораздо хуже.

Словом, Джованни уперся всеми лапами, чем в конечном итоге ужасно разозлил папу. Папа написал еще одно письмо, уже не такое миролюбивое. Мне, написал, вообще-то твое сотрудничество в этом деле нафиг не нужно. Я своей волей аннулирую ваш брак, и тогда ты будешь должен вернуть приданое моей дочки все до копеечки. Я тебя на счетчик поставлю, как в нашей среде принято. Вернуть приданое ты не сможешь, поскольку значительную часть денег у тебя выцыганил твой любимый дядюшка Лодовико. А насколько я успел узнать твоего дядюшку, он и гроша не отдаст, попробуй вырви у него хоть что-то, у этого крокодила миланского. Так что думай, как тебе дальше жить. А иначе тебе не жить. Я все сказал.