Царь Алексей Тишайший

Иван Шихарев, по словам доктора Стефана, «говорил ему, что взята де в Верх племянница его для выбору и возили де ее на двор к боярину Б. М. Хитрово и боярин де смотрел у ней рук и сказал, что руки худы. А смотришь де ты их, дохтур Стефан; а племянница де его человек беззаступной, и как де станешь смотрить рук и ты де вспомоги. И он Стефан ему отказывал, что его к такому делу не призывают, да и племянницы его он не знает». Тогда Иван Шихарев предложил остроумный способ узнать его племянницу: «как станешь смотрить рук, и она де перстом за руку придавит, потому ее и узнаешь».

Случайный этот разговор можно было списать на невинное желание поспособствовать Авдотье Беляевой, не имевшей, как другие претендентки, заступничества из числа «сильных людей». Но болтливый дядя, внезапно ставший вхожим в дома придворных, оказал плохую услугу своей племяннице и немедленно поплатился за «длинный язык», всюду в преувеличенном виде рассказывая об «успехе» Авдотьи на смотринах. По словам боярина Хитрово, докладывавшего царю Алексею Михайловичу об обнаруженных письмах, «и сего де числа у благовещенского протопопа Андрея Савиновича о том говорил же, что племянница его в Верх взята, а Нарышкина свезена…». Собственно в этом и был смысл интриги с подметными письмами: как только стало известно, что внимание царя обратила на себя Нарышкина, нашлись и те, кто захотел помешать этому выбору. А еще точнее — стоявшему за ее спиной покровителю Артамону Матвееву.

23 апреля Ивана Шихарева взяли к розыску, но он и под пытками не признался в «составлении» писем. Следствие продолжилось, коснувшись большого круга лиц и одновременно усиливая слухи о предстоящей царской женитьбе. 24 апреля были взяты образцы почерка всех дьяков и подьячих, чтобы провести, выражаясь современным языком, графологическую экспертизу. Для этого всем приказным надо было написать фрагменты текста подметных писем: «достойно поднести царю или ближнему человеку, не смотря», «рад бы я сам объявил и у нево писма вынел и к иным великим делам». Смотрели также, кто и как напишет имя «Артемошка», видимо, отсылавшее к имени Ар-тамона Матвеева. Сам он позднее тоже с обидой вспоминал об обвинениях в этих подметных письмах, будто бы он хотел учинить «препону» браку царя, «а написали в письме коренья». Причастность к колдовским действиям была тогда очень серьезным обвинением. 26 апреля найденные «воровские письма» показывали членам Государева двора, собиравшимся на Постельном крыльце с указом найти тех, кто их «подметывал»^{680}

.

О настроении царя Алексея Михайловича свидетельствует сказанный в этот день указ стольникам, стряпчим, дворянам московским и жильцам с запретом приезжать верхом в Кремль, нарушителям грозили «опалой» и «жестоким наказанием». В результате один из служилых людей Петр Кокорев высказался: «Лучше б они девиц своих в воду пересажали, нежели их в Верх к смотру привозили!» Петра Кокорева тоже пытали, чтобы выяснить, кто его надоумил произносить такие слова. Позже на Постельном крыльце (месте преступления) был объявлен царский указ: «А непристойных слов таких, как Петр Кокорев говорил, не говорить»^{681}

. После объявления подобных указов, наверное, мало осталось при дворе людей, не знавших о несчастливых выборах царской невесты.

Следствие по делу о подметных письмах, обнаруженных перед Грановитой и Шатерной палатами, растянулось на несколько месяцев; подозрения в их распространении пали даже на старшую сестру царя царевну Ирину Михайловну и коснулись женской половины дворца. Голландский посланник Николас Гейнс сообщал 28 июля 1670 года в своем донесении: «Сестра Его царского величества, которая имеет большую власть над умом вышеназванного величества, наконец довела дело до того, что брак, в который государь вознамерился вступить с некой дамой (она находится в свойстве с одним или двумя главными фаворитами двора), будет отложен далеко на будущее. Причина в том, что между этой дамой и одним польским дворянином, как предполагают, были заключены некие серьезные договоренности в то время, когда ее отец занимал пост генерала на границе. Я подозреваю, что именно из-за этой дамы многие лица были взяты на пытку, из которых изрядное число подвергшихся мучениям умерло»^{682}. Подготовка к «царской радости», как называли свадьбу, была остановлена, царская сестра царевна Ирина Михайловна (или кто-то другой из не желавших женитьбы царя Алексея Михайловича на Наталье Нарышкиной) на время достигла своей цели.

Очевидный пробел в источниках о действиях царя Алексея Михайловича в период самых тяжелых семейных испытаний иногда заполняется изложением «романтической» родословной легенды Мусиных-Пушкиных о происхождении родоначальника графской ветви рода, Ивана Алексеевича, боярина петровского времени. Основываясь на отчестве, сына царского ближнего стольника, погибшего в начале русско-польской войны, считают незаконнорожденным сыном царя, приводя в качестве доказательства его быструю карьеру при дворе и то, что Петр I называл его братом^{683}.