Гораздо интереснее было бы найти ответ на другой вопрос: имела ли под собой основание настойчивая убежденность позднейших мемуаристов и историков, что Наталья Кирилловна Нарышкина была воспитанницей Матвеева? Американский профессор Пол Бушкович, например, вообще считает эту историю «романтической чепухой», связанной с переносом обычаев XVIII века, когда появились подобные известия, в век XVII. Очевидно, что царь склонялся к выбору Нарышкиной сразу после смотра 18 апреля, но когда появились «воровские письма», дело остановилось. И где же должна была находиться в этот момент почти «нареченная» невеста, чтобы быть уверенным, что с нею ничего не случится до свадьбы? Держать ее «в Верху» было невозможно и не ясно, на каких правах, тем более если женская половина дворца оказалась заранее против таких перемен. Здесь, видимо, и потребовался всегда готовый выполнить любое царское поручение Артамон Матвеев. Как пишет П. Бушкович, если Нарышкина «вообще жила в доме Матвеева, то только после смотрин»{684}
.Во время следствия по делу о подметных письмах открылось еще одно дело, в котором оказался замешан холоп Артамона Матвеева, свидетельствовавший: «…у Артемона девица, которую возят в Верх, Кириллова дочь Нарышкина». «Сохранить» будущую царскую невесту у себя дома ему было тем проще, что Матвеевы и Нарышкины десятилетиями жили в одном приходе «церкви Николы чюдотворца, что у Столпа», а священник этой церкви был духовником Натальи Нарышкиной{685}
. Отец Натальи Кирилловны, Кирилл Полуектович Нарышкин, был в это время на службе в Смоленске, а с дядей, стрелецким головой Федором Полуектовичем Нарышкиным, женатым на племяннице жены Матвеева и давно служившим в его полку, договор об объявлении Натальи Нарышкиной к смотру невест «в Верху» мог существовать с самого начала{686}.Приготовления к свадьбе шли долго, они отражены в нескольких редакциях Чина второй свадьбы царя с Натальей Кирилловной Нарышкиной. Сама свадебная церемония была достаточно традиционной и ориентировалась на прежние образцы, хотя и новшеств в ней хватало. По традиции невесту уже накануне церемонии привозили во дворец, где ее нарекали царевной и готовили к свадьбе. При других обстоятельствах царское венчание не должно было обходиться без патриарха Иоасафа, но тот был болен и стар. Царь Алексей Михайлович сам ходил накануне свадьбы к патриарху и просил его благословения. Но венчание в соборной церкви было доверено царскому духовнику Андрею Савиновичу, служившему в сопровождении только двух певчих. Никто, кроме самих участников торжества, в этот день не мог появиться в Кремле.
Согласно Чину свадебного венчания, полковники и головы со стрельцами должны были прийти на караул в Кремль с предосторожностями «за час до вечернего благовесту, хто в которые ворота ходит на караул». В Кремле следовало сначала «итить на дворец, и великому государю челом ударя, на дворе строем итить на указные места, так как приходят на стенной караул». И до этого им следовало делать всё так, как они привыкли за время траура по прежней царице: «А в барабаны не бить, и в сипоши не играть, для того, что по преставлении благоверныя государыни царицы и великия княгини Марии Ильиничны никогда того не бывало и на караул ходили в смирном платье». Придя на «указные места», полковники и головы должны были «город Кремль запереть и никого не пускать». Приказ этот соблюдался очень строго, даже часовщика Спасской башни держали «за караулом», заставив на время разлучиться с семьей, переведенной из Кремля в город.
Царь Алексей Михайлович стремился избежать какой-либо «помешки» к браку со стороны придворных из-за местнических счетов: «А чиновным людем, никому в город Кремль быть не изволил, чтоб ему великому государю к тому делу, прося у Бога милости, приступить немятежно». Поэтому все приготовления проводились в тайне, а само торжество состоялось в окружении самых доверенных лиц, между которыми и были распределены свадебные «чины», — это князья Никита Иванович Одоевский, Юрий Алексеевич Долгорукий, Иван Алексеевич Воротынский, Богдан Матвеевич Хитрово, все с женами, и еще несколько ближних людей, «спалников» и комнатных стольников. Здесь опять был незаменим Артамон Матвеев, командовавший стрелецкой охраной, ему тоже досталось почетное место «у сенника». Кроме того, царь явно не хотел, чтобы происходила резкая перемена от траура к веселью при дворе, сами приготовления ко второму браку требовали от Алексея Михайловича, как сказано в свадебном «наряде», больших «душевных и телесных» трудов: «понеж он великий государь к тому святому супружеству готовился в душевных подвизех и в телесных трудех, и непрестанно во святей церкве пребывал во бдении и в пощении, о его же трудех невозможно описати».