Царь Алексей Тишайший

Подтверждались все предположения: немногочисленные гарнизоны, стоявшие в некогда отторгнутых у России городах, побегут, едва услышав о царском походе. Царь Алексей Михайлович известил о присяге Дорогобужа оставшийся в Москве двор и патриарха Никона, а также решил устроить прием приехавших к нему в стан новых подданных. По сообщению разрядной книги, присланные навстречу царю вяземскими воеводами челобитчики из Дорогобужа — мещане «лавник (член городского суда. — В. К.) Андреянка Семенов с товарищами… государевы очи видели в переднем шатре». Так произошло первое празднество царского похода 1654 года, когда «государю здоровали с Дорогобужем» бояре и ратные люди его полка

^{267}. Царь немедленно двинулся дальше к Вязьме, где пробыл уже около недели, торжественно отправив в поход свои главные полки — бояр и воевод передового полка князя Никиту Ивановича Одоевского и большого полка князя Якова Куденетовича Черкасского. Они должны были идти победным маршем, заботясь о том, чтобы высокие цели похода ни в коем случае не были поставлены под сомнение банальным мародерством. Православному «воинству» запрещалось захватывать чужое имущество и запасы, они считались «нечистыми», поэтому уничтожались, смешивались с грязью или оставлялись на съедение диким зверям и птицам. Шведский резидент де Родес описывал позднее итоги похода царских войск в Литве в 1654 году: «На 70 миль пути почти все сожжено и опустошено, урожай на полях выжжен, вытоптан и скормлен; напитки: венгерское вино, коньяк, медовуха и пиво — вылиты на землю и смешаны с дерьмом. Солдатам и офицерам высочайше предписано не пить ни капли [этих напитков]. Скот забивается солдатами только ради получения кожи, а мясо достается воронам»^{268}

.

10 июня царь Алексей Михайлович и сам выступил из Вязьмы к Смоленску. Через три дня он вошел в освобожденный Дорогобуж. С этого времени, находясь на марше, царь постоянно получал победные известия. Первый сеунщик приехал от боярина Василия Петровича Шереметева с радостной вестью о взятии Невеля 1 июня^{269}. Задача, поставленная перед царским воеводой, была решена: литовские войска оказались лишены возможности маневра и не могли угрожать северо-западной границе Русского государства. Отчаянные попытки ответных действий, конечно, предпринимались; какие-то «польские и литовские люди» приходили в Дорогобужский уезд, но их силы были столь незначительны, что посланные по указу царя головы с сотнями и рейтары «литовских людей не увидели».

Из освобожденного Дорогобужа войско выступило 20 июня. И опять впереди шли главные воеводы; первым позиции под Смоленском, на реке Колодне, занял боярин князь Никита Иванович Одоевский. Вскоре, 28 июня «в вечеру», к Смоленску подошел и царь Алексей Михайлович. Его первый «стан» находился «на Богданове околице» в пяти верстах от Смоленска^{270}. Вряд ли случайным было совпадение царского прихода с праздновавшимся на следующий день праздника Петра и Павла. Царь хотел, чтобы предшествующий Петровский пост стал еще и временем исповеди и причастия, полного христианского приготовления к войне. Молебны в праздничный день должны были еще больше укрепить войско в правоте своих целей.

К этому празднику пришло важнейшее известие от воеводы боярина Василия Петровича Шереметева, повлиявшее на успех всей кампании — царю Алексею Михайловичу присягнул древний Полоцк. Воевода Шереметев докладывал о приходе своей рати 17 июня к Полоцку, о захваченных дорогах на Вильно и Витебск, о начатой осаде и битве, продолжавшейся «целой день». После чего «полоцкие сидельцы польские и литовские люди езовиты (иезуиты. — В. К.)

и шляхта и мещане, видя над городом промысл, государю добили челом и город Полотеск здали и учинились под государевою высокою рукою»^{271}. Победа готовилась давно: когда московские силы только двинулись к литовской границе, опочецкий воевода Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин (пока он еще не входил в ближний круг царских советников) доносил, что предварительно провел «разведку» в порубежных городах. Одним из доверенных людей Ордина-Нащокина оказался полоцкий бурмистр, «лутчей человек мещанин Иван Михнович». Он давно («за долго до сего году») присылал вести воеводе псковского пригорода Опочки и обещал «всяких людей зговаривать, чтоб в потданстве были пот твою государеву высокую руку в соединении к Великой России»^{272}. По другим сведениям, торговые люди Полоцка, не дождавшиеся защиты от польского короля, говорили о сдаче Полоцка царю: «За что де им, полочаном, с твоими государственными ратными людьми битца, они, полочане, то ж православной християнской веры»^{273}.