Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

Получив известия из Кром, Расстрига быстро собрал большой отряд «охочих» во главе с путивльским воеводой Юрием Беззубцевым и послал его на помощь осаждённым. Беззубцев пошёл на хитрость и велел переодеть часть казаков и боевых холопов в стрелецкое платье. Царские войска приняли отряд повстанцев за свой, и тот смог пробиться в крепость с крупным обозом. Повстанцы сделали удачную вылазку. Бои за крепость вспыхнули с новой силой, и продолжались ещё несколько недель, прежде чем наступило затишье. Уныние пришло в стан царских войск.

К началу апреля огромное войско князя Мстиславского охватила лихая болезнь «мыта». Многие служилые люди маялись животами, слегли в горячке или не слезали с отхожих мест. Строгий приказ Годунова не покидать войска вызвал у дворян возмущение. Дворяне и дети боярские, несмотря на запрет и угрозы прилюдного битья кнутом, лишения сословного состояния, один за другим разъезжались по домам.

* * *

Казалось, что в ходе поражения и отступления войска Расстриги были расстроены и распылены. Однако основная часть войск численностью до пяти тысяч человек всё же вновь сошлась «за един» и дошла до Путивля. Здесь под защитой и у каменных стен и башен Путивльского кремля началось собирание и пополнение разбитых отрядов и восстановление повстанческого войска…

Что-то непредвиденное произошло и в Новгороде-Северском. Московские воеводы Пётр Басманов и Никита Трубецкой, ранее ожесточённо оборонявшиеся в крепости вдруг направили посылов в стан Расстриги и повели переговоры. Возглавил переговоры сам Басманов.

Личная встреча произошла в войсковом стане на посаде под Путивлем в избе Иваницкого. Вечерело, за окнами сгущались сумерки, и в полутёмном помещении светились лишь три лампады пред образами, да горела одна свеча. Басманова вместе с Расстригой встречали: Отрепьев, отец Мисаил Повадин, атаман Евангелик и польский полковник Адам Дворжицкий. Когда Новгород-Северский воевода в сопровождении двух боевых холопов вошёл в горницу, то приветствовал присутствующих, сняв шапку:

– Здравы будьте, все добрые и честные мужи, кого зрю в доме сем!

– Здрав буди боярин, и царский слуга! – отвечал за всех Отрепьев с лёгкой насмешкой.

– Простите ради Христа, но тут в потёмках плохо вижу яз, кто средь вас есть кто. Того же, кто ся Иваницким называет, еж ли таковой есть средь вас, видал яз лишь во отрочестве во граде Угличе. И верно не признаю нынче, – начал свою речь посол.

Иваницкий молчал, показывая, что ни словом, ни действием не хочет определить себя.

– А ты боярин не спеши, а крестное знамение сотворив, да и не усомнившись приглядись. Может и угадаешь. Да вот табе и свеча, – с некоторой насмешкой в голосе вновь произнёс Григорий, протягивая Петру Басманову вторую свечу, зажжённую от лампады.

Приняв свечу, воевода приступил поначалу к Отрепьеву, ибо тот первым начал разговор. Подняв огонь поближе к лику Григория, долго рассматривал его и, наконец, молвил:

– Вродь ты, да не ты, государь мой. Но сильно похож… – но чуть годами постарее будешь. Али вина много пиешь!?

– А ты на вино не сбивай. Да и яз не един здесь. Погляди и на других, – с ухмылкой отвечал Отрепьев.

Воевода двинулся в сторону Евангелика. Поднёс свечу к его лику, но быстро отворотился от кошевого атамана, ибо увидел его оселедец и усы. Затем пошёл в сторону отца Мисаила, но также быстро отступил вспять, так как узрел лицо духовного чина и звания. Следующий, к кому подошёл Басманов, был Иваницкий. Но тот опустил голову, и воевода, приняв это, как нежелание общаться, отступил и двинулся к польскому полковнику. Не дойдя до Дворжицкого и трёх шагов, он угадал в том шляхтича и в четвёртый раз отступил в растерянности.

– Не угадаю яз в потёмках, – разочарованно молвил Басманов.

– А ты не спеши, воевода. Подступи ишо по разу, да смотри со вниманием! – уже с сочувствием к Басманову произнёс Отрепьев.

– Ты уж прости, честной муж, не знаю твоего имени и отечества, но не разглядел яз табя. Открой лик свой, погляди на меня, – обратился Басманов к Расстриге.

Иваницкий молча поднял голову. Басманов подошёл и поднёс свечу к его лику. Рассматривал долго, пристально. Чем более вглядывался воевода, тем более заметные перемены происходили на его лице. Он сначала слегка побледнел, затем покраснел ликом, губы его искривились и слегка задрожали. Задрожала и свеча в деснице…

– Святый боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас, – пролепетал он слова молитвы, – Господи, как же похож на покойного батюшку свово – царя Иоанна Васильевича, егда тот во гневе грозен бывал! Да введёт его Господь в Цаствие Свое… Так похож, аж поджилки в коленях затряслись, – закончил Басманов и, рыдая, рухнул перед Иваницким на колени, кланяясь ему в ноги.