Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

Известный цепкостью и придирчивостью своих замечаний и оценок современный исследователь А. Широкорад пишет по этому поводу: «Будь жив царь Борис, Лжедмитрий мог рассчитывать на какие-то политические дивиденды, устроив над ним судилище и приписав ему чудовищные преступления. Однако ни царица, ни царевич не успели совершить ничего ни хорошего, ни плохого, так за что же их казнить? Но время поджимало, и самозванцу пришлось пойти на мерзкое, с точки зрения морали, и глупое в политическом отношении убийство…». Указанный автор признаёт, что был совершён акт, глупый и мерзкий в политическом отношении. Нужен ли он был далеко неглупому и образованному Расстриге? А потом, кого поджимало время? Почему оно должно было поджимать Димитрия? А если

это был заговор боярско-княжеской элиты, направленный на устранение неугодных лиц, обличённых властью, и реализованный в условиях начавшегося безвластия и анархии?

Фёдор Борисович был единственным московским царём (царевичем), над которым не был совершён обряд венчания на царство. Тогда же, в июне по указу царевича Димитрия прах Фёдора и Марии Годуновых, вместе с извлечённым из гробницы Архангельского собора прахом умершего 13 апреля царя Бориса Годунова, был захоронен в московском женском Варсонофьевом монастыре. Правда, покойных перенесли без почестей. Но перезахоронение было проведено с отпеванием и полным сохранением православного обряда.

* * *

Миновала «макушка лета». С окончанием «Петрова поста» отслужили в храмах литургию и встретили праздник первоверховных апостолов Петра и Павла. День медленно пошёл на убыль. Но солнце уже не играло, не «ярилось» на небесах, а щедро изливало свой жар и палило землю, травы, дерева, животных и людей. Лето полностью вошло в свою силу. Местами по уездам России начиналась сушь. Реки, озерца и колодцы мелели, болотца высыхали. Лишь изредка то с востока, то с севера ветры приносили вечерами прохладу. Днём же южный ветер сушил всё живое. Зерновые в полях налились и заколосились. Тёмно-зелёные массивы девственных, заповедных лесов и прозрачных берёзовых перелесков манили к себе прохладой.

Тем временем инокиня Марфа (бывшая царица Мария – мать Расстриги) была уже недалеко от Москвы. Сопровождал её князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, ведь он носил титул «Великого мечника». 15 июля мать – «инокиня» остановилась в дести верстах от Москвы – в селе Тайнинском, в путевом дворце, построенном царями на пути в Троицкую обитель. В этом дворце Марфа и решила выждать время и приготовиться к встрече. Могла ли знать она, кто предстанет перед ней – истинный сын её или самозванец?

Она должна была всерьёз подумать о том, как вести себя, в том случае, если бы Расстрига оказался самозванцем. Вдова-царица однозначно, понимала, что лишь стоило ей всенародно заявить, де она не знает его, то он будет немедленно убит холопами ненавистных ей бояр и обманутым простонародьем. Если, даже не узнав его, она заявит, что не может вспомнить, он ли это и выскажет сомненья, то и такой её ответ вряд ли спасёт Расстригу. Она, конечно, не знала, что на стороне Расстриги могли оказаться сотни его сторонников, но понимала, что отрицание сыновства с её стороны может вызвать кровавую свару. Мало того, Марфа и сама боялась обмануться, ведь она не видела сына уже 14 лет и лишь изредка до неё доходили слухи о нём. Во всяком случае, она должна была знать, что он жив. Но её мучали вопросы: «Где он?», «Он ли скоро предстанет перед ней?».

Неожиданно для себя инокиня Марфа узнала, что 17 июля Расстрига лично выехал к ней в Тайнинское. Они встретились на Ярославской дороге в поле близ села, где собралось около десяти тысяч человек москвичей и смердов окрестных сёл. Он сошёл с коня и направился к шатру, из которого вышла инокиня-царица. Они остановились на расстоянии десяти шагов и замерли. Инокиня и Расстрига внимательно посмотрели друг другу в глаза. Расстрига снял шапку с собольей опушкой и поклонился инокине в пояс.