- Думаю, отец бы их нашёл, - буркнул Ростислав, сложив руки на груди.
Старик развёл руки в стороны, не ответив. Повисла тягостная пауза, никто не решался сказать то, о чём думали все они - бывший кадет, законно ставший императором Руси, не будет разговаривать с номинальным правителем Сибирской Руси на равных. Не оттого, что его обуяла вдруг гордыня, а из прагматичных соображений самодержца.
- Надо с ним договариваться, иначе с потомками Владимира договориться мы уже не сможем, - нарушил тишину Соколов.
- Это верно, - согласился с ним Карпинский. - У нас это называлось разграничением полномочий. C Граулем бы ещё поговорить по душам, но только Пашенька нынче занят сильно.
Действительно, последние годы Павел Грауль был занят ежедневно и еженощно, и лишь последние месяцы он, наконец, вздохнул свободно - теперь всё выходило складно. Его питомец, курсант Романов, вырос, окреп и встал на ноги, решительно и твёрдо. То, что начинал Никита Иванович, продолжено с большим усердием. Старая элита скрежетала зубами от злобы, видя, как все лучшие места при дворе и у трона занимают худородные дворяне из Пскова, Арзамаса, Полоцка, Курска и прочих мест. И если Никита Иванович, бывало, надолго уезжал из Москвы в Вильну, желая побыть вдалеке от надоевших ему московских порядков, то Владимир сам утверждал в Москве новые порядки, опираясь на верных ему людей - энергичных, по-молодецки злых, которых начал приближать ко двору царственный дядька. Бояре пытались было бороться с засильем пришлых, да только пообломали зубы свои и окончательно лишились былого влияния. В столице остались только те, кто принял новое положение дел. Мутить воду стало себе дороже, прикрывать тёмные делишки внешней угрозой также не выходило, ибо главный враг Руси последних веков - Речь Посполита была раздавлена и разделена между набравшими силу соседями. Ныне лишь варшавский удел остался во власти короля, и теперь чудом оставшаяся на карте Европы Польша сама искала покровительства Москвы, опасаясь нарочито недружелюбной Австрии. Шведы сидели тихо, словно мышь под веником, зажатые между сильнейшими европейскими державами. В Стокгольме опасались вполне реального раздела страны между Копенгагеном и Москвой, о чём всё громче говорили и вельможи датского короля, и бояре русского императора. А то, что самодержцы никак не одёргивали своих приближённых, только подогревало шведские страхи.
В начале года этому городку, что раскинулся окраинными хуторами на обоих берегах величественного Енисея, высочайшим указом было присвоено громкое звание столицы Сибирских владений. Новый воевода, боярин Юрий Трубецкой, огласил сей указ на народном сходе красноярцев сразу по прибытии на новое место службы. Недавно произведённый из стольников в бояре Трубецкой, некогда служил королю польскому, а потом, когда его владения оказались отобраны у Речи Посполитой, присягнул на верность Никите Романову, спешно приняв православие. Теперь же Юрий Петрович вместе с новым чином получил назначение на красноярское воеводство от молодого императора, довольного службой Трубецкого. На Енисей с боярином прибыло шесть сотен солдат да четыре батареи уральских пушек, а также без малого две сотни знатных переселенцев из Галиции. Эти люди были из тех, кто вольно или невольно поддерживал недавний мятеж. Выселение нелояльных престолу знатных семей в последнее время принимало широкий размах - император старательно чистил пограничные воеводства от сомнительных людей, обладавших даже небольшой властью. А началось всё в Риге - именно там гусарский полковник и московский дворянин Степан Епифанович Уваров, назначенный военным комендантом города, по словам одного из доносчиков 'разлакомил баронских холопов'. Желая поближе познакомиться с жизнью простых земгальцев и латгальцев, полковник, бывало, совершал длительные прогулки по округе с небольшим конным отрядом. Однажды, уже покидая одно из бедных селений после ночлега, Уваров по простоте душевной брякнул местному старосте, немного понимавшему по-русски, что, мол, чего вы тут глину месите - трогались бы к югу, где жирные земли у басурман отобраны. Ныне государь, мол, земли там задаром даёт, а о баронах в землях тех и не слыхивали. Староста тогда голову седую почесал да смолчал, а спустя две недели к рижской комендатуре несколько солдат подвели целую крестьянскую депутацию от нескольких селений. Степан Епифанович поначалу и не понял, с какого перепугу крестьяне в город заявились, но те растолковали полковнику про его же нечаянно оброненные слова, о коих тот уж и позабыл давно. Уваров тогда опешил и принялся объяснять, что земли даются токмо православным, а не латынцам всяким. Крестьяне с готовностью согласились на оное условие, тогда комендант и вовсе сдался, махнув рукою - креститесь, мол, а бумагу для представления воеводам южных областей я, так и быть, для вас напишу.