Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк

– Ради Бога, будьте терпеливы! – взывал он к ним. – Я сумею скоро вознаградить храброе рыцарство, а теперь послужите мне: время очень важное, надо преследовать неприятеля. Он теперь поражен нашей победой, и если мы не дадим ему собраться с духом и погонимся за ним, то уничтожим его. Тогда верх будет за нами, и вся земля нам покорится, и я заплачу вам!..

– Без денег дальше не пойдем!

– Что же я буду делать? У меня нет столько денег, чтобы заплатить всем.

– А нам что за дело? Не можешь, так мы уйдем.

Вечером к нему пришли поляки из роты Федра.

– Ваша милость, сказали они, – извольте заплатить только нашей роте, а другие знать не будут. Мы останемся, и другие, глядя на нас, не уйдут.

Дмитрий ухватился за это предложение. Ночью роте Федра тайно выдали деньги. Но другие поляки, увидев утром у своих товарищей звонкую монету, которую те сразу пустили в ход, догадались, что остались в дураках. Вспыхнул общий мятеж. Завладев парчовым знаменем царевича, шляхтичи окружили Дмитрия. Их гнев был так силен, что они уже не сдерживали себя. Кто-то сорвал с него соболью шубу, которая была возвращена царевичу русскими, оставшимися верными ему, за выкуп в 300 злотых. А один шляхтич даже крикнул, осклабившись:

– Ей-ей, быть тебе на колу!

Дмитрий не утерпел и дал ему в зубы; никто не вступился за наглеца.

Видя, что царевич все-таки не собирается платить, поляки начали строиться, чтобы идти в Польшу. Дмитрий со слезами на глазах обратился к капелланам, прося их воздействовать на мятежников. Иезуиты без лишних слов уселись в свой экипаж и покатили в нем по дороге на Москву. Пристыженные шляхтичи стали покидать строй и возвращаться к своим палаткам. Полторы тысячи их осталось с Дмитрием, но 800 человек все-таки ушло в Польшу. Один из оставшихся позднее со злорадством вспоминал про дезертиров: «Натерпелись они по дороге и холоду, и голоду, и лошади у них поморились, и кляли они сами себя, что уехали, и хуже было им, чем тем, кто остались с царевичем».

14 января 1605 года, через четыре дня после этих событий, Дмитрия покинул и Мнишек. Он извинялся своим нездоровьем и тем, что должен присутствовать на сейме, чтобы защищать там интересы Дмитрия. Гетманом вместо сандомирского воеводы был выбран Адам Дворжицкий.

Уход части поляков был восполнен прибытием в лагерь 12 тысяч запорожцев с пушками. Но несмотря на это, Дмитрий снял осаду Новгорода-Северского и отступил в Комарницкую волость под Севск.

Между тем московское войско, не тревожимое более неприятелем, оправилось от поражения. Борис ласкал побежденных, словно победителей. Из Москвы в русский лагерь приехали князь Василий Шуйский и чашник Вельяминов – от имени царя ударить Мстиславскому челом за кровь, пролитую за веру и отечество; Борис хвалил воеводу за службу и обещал ему такую великую награду, какой у него и на уме нет. Он даже прислал ему трех немецких лекарей, что было неслыханным делом, так как до сих пор русским не разрешалось пользоваться услугами царских врачей. Милостивое царево слово услышали также и все русские ратники, за исключением бояр, которых Борис корил в преступном небрежении к службе.

Прибывшие вместе с Шуйским подкрепления – в основном татарская конница – увеличили московское войско до 60–70 тысяч человек. С этими силами Мстиславский, быстро оправившийся от ран, двинулся на Дмитрия. 20 января он разбил лагерь в с. Добрыничи, в нескольких верстах от Севска.

У Дмитрия было не больше 15 тысяч человек, причем подавляющее большинство их составляли казаки. Тем не менее победа в первой стычке осталась за ним: охотники из его войска наголову разгромили 7-тысячный отряд Мстиславского, вышедший из лагеря за провиантом и фуражем.

Вечером Дмитрий созвал военный совет. Гетман и польские полковники советовали ему, ввиду численного превосходства неприятеля, держать оборону в лагере. Но атаманы запорожцев упрекали их в трусости и бахвалились:

– Что нам тут дожидаться! Пусть Москвы и больше, мы на это не посмотрим: били ее прежде и теперь побьем!

Дмитрий без колебаний поддержал казаков, ссылаясь на то, что Мстиславский, окружив лагерь, просто поморит их всех голодом.

– Лучше и славнее встретить врага в открытом поле и найти или смерть или победу – последняя вероятнее.

21 января он вывел войска из лагеря и выстроил для битвы. Главную ударную силу составляли поляки Дворжецкого и две тысячи русских, которые надели поверх лат и броней белые рубахи, чтобы узнавать друг друга в битве. За ними шли восемь тысяч запорожцев и четыре тысячи спешенных донцов с пушками. Дмитрий на карем аргамаке и с мечем в руке ехал впереди.

Нерешительный Мстиславский не помышлял об атаке и дожидался подхода неприятеля, имея на правом фланге 20 тысяч русских, татар и немцев, на левом – 30 тысяч русских, конных и пеших, и тысяч 15 стрельцов с пушками в центре.