Заключительным актом боярского правосудия стало надругательство над телом самого Бориса: его прах вынули из пышного гроба в Архангельском соборе и, переложив в обыкновенную деревянную раку, погребли рядом с телами его жены и сына.
Усилиями Голицына и его товарищей Москва в несколько дней была очищена от царевых недругов. Дмитрий мог спокойно ехать в столицу на родительский престол.
Извещенный о московских событиях, Дмитрий выехал из Тулы в Серпухов. Здесь, под городом, на берегу Оки, для него был разбит привезенный из Москвы огромный шатер, вмещавший несколько сотен человек. В то время среди богатых русских людей существовал обычай возводить летом в поле шатры и пировать в них с друзьями. Бояре соперничали друг с другом в роскоши своих шатров, но царский шатер, разумеется, превосходил остальные своим великолепием. Это сооружение вызвало изумление у сопровождавших Дмитрия поляков. Шатер имел вид замка с башенками, пестро расписанного и разукрашенного разноцветными лентами и материями; внутри он делился пологами на несколько помещений, просторных и богато убранных. Вместе с шатром Бельский прислал царю походную кухню, придворных поваров, телеги с дичью, мясом, пряностями, вином, медом, золотую и серебряную посуду, прислугу, царские кареты и 200 лошадей из царских конюшен.
Весь день Дмитрий пировал, угощая приехавших к нему из столицы думных бояр, окольничих и думных дьяков. Они били челом царскому величеству на верную службу, целовали его руку, подносили подарки – собольи меха, драгоценные камни, изделия из золота и серебра. Дмитрий ласкал их и щедро отдаривал.
Наутро он выехал в Москву в раззолоченной карете, сопровождаемый знатными вельможами, поляками, казаками и несколькими тысячами московских стрельцов. 19 июня царский поезд прибыл в Коломенское. На берегу Москвы-реки снова вырос огромный шатер. Народ повалил к нему; священники, монахи, купцы, посадские люди, крестьяне – все хотели поклониться государю царю Дмитрию Ивановичу. Подаркам не было числа, но Дмитрий с особенным расположением принимал хлеб-соль от бедняков.
– Я не царем, не великим князем у вас буду, – говорил он им, – я хочу быть вашим отцом. Все прошлое забыто: то, что вы служили изменникам – Борису и его детям, – я того вовеки не помяну. Буду любить вас и буду жить только ради счастья и благополучия моих любезных подданных.
Он не уставал вновь и вновь рассказывать им о своем чудесном спасении. Народ верил и дивился неисповедимым путям Божьего Промысла.
Бояре кланялись в землю и изъявляли полную покорность:
– Иди, великий государь, на свой родительский престол в царствующий град Москву. Великий государь, спасенный Богом! Прими свое наследие, радуйся и веселись вместе с верным твоим народом; враги твои исчезли, яко прах! Нет более мыслящих тебе злое – все готовы служить и прямить тебе, своему истинному государю.
Явились немецкие наемники. С ними у Дмитрия был долгий разговор. Их офицеры сказали ему:
– Не прогневайся, великий государь, мы стояли против тебя во время войны, ибо нас к тому обязывал долг присяги Борису: он был тогда царем. Теперь, когда вся земля Русская признала тебя государем, мы также готовы верно служить тебе!
Это означало: Бог знает, кто ты такой; мы служим тому, кто нам платит. Их откровенность не рассердила Дмитрия. Улыбнувшись, он отвечал им:
– Вы служили верно Борису, сражались против меня храбро. Когда войско перешло на мою сторону под Кромами, вы не пошли за ним, а воротились к Федору. Я не сержусь: вы не знали наших дел. Если вы, вступивши теперь ко мне на службу, будете верны и мне, так же как были верны Борису, я буду вам доверять и любить вас.
Он замолчал и вдруг неожиданно спросил:
– Кто держал знамя в Добрыничской битве?
Знаменосец выступил из рядов. Дмитрий подошел к нему и положил руку на его голову.
– Мне памятно твое знамя! – сказал он. – Вы, немцы, чуть меня не схватили, и насилу мой бедный конь унес меня. Он был тогда страшно ранен, мой бедный конь!.. Он здесь, со мной, и до сих пор еще не выздоровел. Он унес меня тогда и спас. Но если б вы, немцы, тогда меня взяли, вы бы убили меня?
Дмитрий испытующе посмотрел на знаменосца. Солдат смутился и с поклоном ответил:
– Благодарение Богу, что ваше величество ушли тогда от беды. Да сохранит Бог и впредь ваше величество от всяких опасностей!
Кроме этого неприятного эпизода ничто не омрачило общей радости и праздничного настроения. Въезд в Москву был назначен назавтра.
20 июня был ясный, солнечный день. С раннего утра толпы народа запрудили улицы Москвы; деревья, крыши домов, колокольни и церкви были облеплены людьми. Разъезжавшие по городу князь Рубец-Масальский и дьяк Сутупов, ответственные за подготовку столицы к царскому въезду, едва могли очистить дорогу, по которой должен был проехать Дмитрий.