Царица Армянская

— Волею богов ты осчастливил нас, о великий, божественный государь наш Каранни! Прими наше нижайшее почтение и сердечное приветствие!

И волосы, и густая борода Шатлойса были белы как лунь.

Каранни сошел с колесницы и обнял тестя.

— Мой отец, великий царь Уганна, приветствует тебя, твоих сыновей, жен, внуков и всех сородичей! — проговорил Каранни и через миг, вспомнив, что сказал не все, добавил: — Мать моего сына и царица армянская, твоя дочь Мари-Луйс тоже приветствует тебя, твоих сыновей, что приходятся ей братьями, твою прекрасную невестку Лор, которая оказала мне великую честь, приехав навстречу, и всех своих сородичей! Встань, дорогой тесть. Мне не доставляет удовольствия видеть перед собой коленопреклоненным отца моей супруги-царицы. Встань!

После объятий, пожеланий долгих лет жизни, мира и спокойствия все наконец тут же неподалеку сели поесть жаренной на вертеле рыбы, которую специально наловили в море-озере. Она здесь особая. Царевич такой еще не едал. Очень ему понравилась.

Когда солнце уже клонилось к закату, проводили Артит Арара в обратную дорогу, а сами берегом стали продвигаться в сторону гор.

Вечер был необыкновенный, какой-то розовый, как цветущий абрикосовый сад. Из глубин озера к небу тянулись сияющие отсветы. Каранни ехал вровень с колесницей тикин Лор. Они чуть опережали всех остальных, ехали неспешно и рассказывали друг другу веселые истории, шутили. Тикин Лор удивительно красиво и звонко смеялась. Она впервые так близко общалась со своим высоким родственником. И Мари-Луйс давно не видала золовку свою, которая теперь царица…

Вдоль всего пути им встречались небольшие крепости с башнями и хорошими, крепкими стенами, а вокруг колосились посевы ячменя и проса. У одного из родников толпилась стайка девчушек, и среди них была одна старушка. С кувшинами на плече они с интересом наблюдали за удивительной кавалькадой. В развевающихся от ветра одеждах, в кожаных сандалиях на босу ногу девушки смело переговаривались с проезжающими, приветствовали их. Одна, у которой в руках была корзина с хлебом и сыром, спросила, глядя на красиво одетую женщину:

— Ты не наша ли тикин Лор?

— Да, это я. А ты чья жена?

— Я пока еще никому не жена, — засмеялась девушка. — И не знаю, буду ли женой. Мои родители — рабы нашего военачальника, а значит, и я рабыня.

— Господин твой добр? — спросил Каранни.

— Да какой же господин добр? — пожала она плечами. — А ты кто?

— Я сын царя Уганны.

Девушки испуганно присмирели, еще чуть постояли и бросились бежать. Как птицы, вмиг разлетелись. Каранни даже погрустнел. Отчего это они, ни в чем не повинные, так его испугались? У родника, вся высохшая и черная, как ворона, осталась только одна старушка. Она что-то мыла на камне проточной водою.

— Да какой же господин добр? — смеясь, повторяла старуха слова исчезнувшей девушки. — Как сказала, а? Я будто глас богов услыхала в этом речении.

— Ты тоже рабыня?

— Да. А кто в этом мире не раб? Ты, который престолонаследник, разве не раб?

— И чей же я раб?

— Твоего бога, если он в тебе един. Твоих богов, если их много, этой земли, этого родника. Все мы рабы, обреченные души…

Долго потом молчали, ехали задумавшись. Первым заговорил Каранни:

— Мне думается, что эти девушки-рабыни куда свободнее, чем мы, царствующие и правящие, тикин Лор. Они дети природы. Мы ведь и в любви не принадлежим себе, а они свободны соединиться по желанию.

— Прости, божественный. Но, по-моему, все не совсем так. Во владениях моего отца, в Арцахе, и здесь, в Сисакане, внебрачная близость считается безнравственной. И за нее равно осуждаются на смерть обе стороны: и мужчина, и женщина.

— Неужели? — удивился Каранни.

— Да, да.

— А как же храмы с их нравами?

— С храмами — дело иное. Жрецы имеют с этого большой доход. Они установили, что жена умершего мужчины должна впредь жить одна, но при этом оговорили, что при желании она может поступить послушницей в храм, отдав туда и все имущество мужа как дар. Так многие вдовы попались в лапы жрецов.

— Вот оно что! — помрачнел Каранни. — Необходимо пресечь это дело. Храмы у нас обладают несметными богатствами. Они наживаются от имени богов и этим разрушают основы царства.

Тикин Лор молитвенно сложила руки на груди.

— Остерегайся и храмов, и жрецов, божественный. Вся скверна и все зло от них. Я слыхала, что наша царица, твоя супруга Мари-Луйс, стоит за единого бога, отвергая всех других. Так ли это?

— Да, так она думает.

— Думает или уже установила такое?..

— С намерением узаконить это она и поехала в Нерик. Но я не хочу вмешиваться в ее дела.

— Ты прав, божественный! — одобрила тикин Лор. — Чем дальше от богов и от всего, что с ними связано, тем спокойнее.

Они попридержали колесницы, дожидаясь, чтобы родоначальники и войска нагнали их. Каранни был доволен общением с тикин Лор. Сколько в людях горечи, тревоги, о которых он и не ведает.

Ночь провели в горах под сенью шатров.