Женщины бросаются вперед, они тяжело дышат, их шаги подобны шороху листьев, уносимых ветром. Хирут прижимает рукой сушеные листья, которые раскладывает по маленьким медицинским пакетикам, и смотрит: Астер элегантно спрыгивает со своей кобылы, ведет пугливое животное к ближайшему дереву и привязывает его там. Она возвращается на самую высокую точку холма, одновременно знакомая и неизвестная, женщина, о существовании которой Хирут всегда знала, но которую никогда прежде не видела.
Вы помните, как мы учились стрелять с нашими братьями и родственниками? Астер раскрывает кулак, и на женщин опускается тишина. В середине пыльной ладони лежит несколько гильз, погнутых и опаленных порохом. Хирут, помоги мне, добавляет она, глядя над головами толпы, собравшейся на вершине холма и занявшей часть склона.
Хирут проталкивается через группу, женщин здесь столько, что большинству из них мало что видно.
Астер продолжает: Нас учили бегать по холмам и охранять скот так же, как и мальчиков из наших семей. Мы не должны забывать это, говорит она. Мы нужны нашей стране.
Густое молчание ширится и вовлекает их в интимное объятие. Они, как зачарованные, подаются вперед. Хирут приближается, Астер показывает себе за спину на другой склон холма, где находятся металлический котел и холщовый мешок. Хирут подтаскивает к ногам Астер и то и другое, удивленная их немалым весом, потом отходит в сторону, неуверенная в этой Астер, этой женщине, которая словно мерцает в своей накидке.
Давай, говорит ей Астер, открой его и дай мне то, что внутри.
Хирут развязывает мешок, засовывает руку внутрь.
Откуда-то сзади доносится женский шепот: Наша страна? Она говорит, что это наша страна? Посмотрите, сколько нам приходится работать, а она у нас только забирает.
Хирут поворачивается к этой женщине. Она высокая и угловатая, явно возбуждена. Она переступает с ноги на ногу, слова рождаются в ее рту короткими, сердитыми взрывами. Она, кажется, не может остановиться: Последуйте за ней, и вы всегда будете выпрашивать то, что она выбрасывает. Пусть придут итальянцы, они лучше этих жадных людей. И посмотрите на нее — кто был ее отец? Кто была ее мать? Это не стопроцентная амхарская кровь. Она наполовину рабыня, посмотрите на нее. Я по крайней мере чистокровная.
Хирут замирает. Никто никогда не осмеливался говорить что-либо подобное Астер в лицо.
Но слишком поздно: эти слова оказывают на Астер немедленный эффект. Она дергается и подносит руки к лицу, одна ладонь все еще свернута в кулак вокруг гильзы. Она издает громкое ах — резкое дыхание человека, которому нанесли неожиданный удар. Ее глаза широко раскрыты, они не ведают, что случится дальше, потому что истинность слов женщины трудно отрицать: Астер не может похвастаться изящной красотой Нардос или какой другой женщины. Ее кожа отливает сочным цветом, более темным, чем у многих, а ее губы заворачиваются, как распустившийся цветок: полные, пышные, они угрожают заполнить все ее лицо. Ее круглые щеки и покатый лоб подчеркивают неуловимость красоты, но снова и снова ее губы притягивают к себе взгляды. Хирут видела, как она воздействует на тех, кто встречает ее впервые: ее властные манеры сильно не согласуются с ее необычным видом. Без своего высокомерного вида Астер могла бы показаться простушкой, в которой нет ничего особенного, но она унаследовала самоуверенность тех, кто родился в знатных семьях, и внутри нее горит огонь, высвечивающий все ее черты. В ней есть что-то такое, с чем не рождаются бедняки: манера входить в большие дома и просторные поля так, словно земля жаждет их шагов. Хирут разглаживает волосы, вправляет выбившиеся пряди в косички, подбадривает себя.
Тихий ропот проносится по толпе, и то, о чем позже будут петь в песнях, отвечает действительности: Когда Астер оглядывает ошеломленных женщин, клочья облаков закрывают яркое солнце, как взлетевшие вверх простыни. Слабая тень ложится на плато, а потом соскальзывает, чтобы пустить сверкающий луч света на плечи этой женщины и накидку, обагренную кровью. Это благая весть. Это божественное подтверждение ее правоты и ее власти. Все
Астер чувствует перемену, хотя она слишком зла на слова женщины, чтобы заметить таинственные солнечные лучи. Она распрямляется, снова исполняется гордостью и начинает говорить тем своим тихим голосом, который знает, что его услышат.
Сейчас неподходящие дни для того, чтобы делать вид, что ты всего лишь жена, или сестра, или мать, говорит она. Мы больше, чем это.
Последнее предложение будет петься, как гимн и рефрен, а музыканты будут дергать струны прекрасного