«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 2

Наши читатели не забыли о вышедшей в марте прошлого года трагической книге, в которой г-н Соколов впервые поведал с методичностью, достойной историка, чудовищные обстоятельства убийства Царя Николая II и Царской Семьи Юроским [sic!] и его десятью латышами.

Расследование гибели Николая II было поручено Николаю Соколову, следователю Омского суда, адмиралом Колчаком.

Именно результат данного расследования, проведённого с абсолютной безпристрастностью и насыщенного не подлежащими сомнению доказательствами, лёг в основу опубликованной г-ном Соколовым книги, которая по словам нашего коллеги г-на Жоржа Кларси [Georges Claretie], являет собой «судебный документ, полный жизненной правды, кричащий от боли и истекающий кровью».

Мы получили краткое сообщение о том, что Соколов скончался в Фонтенбло от сердечного приступа.

Ничто не предвещало столь внезапной кончины, которую, вероятно, лишь ускорила боль изгнания и жестокая тоска, ещё больше усилившаяся в последние дни, от мрачных воспоминаний об истерзанной России²³¹.

Вырезка из газеты «Le Figaro» (25.11.1924) с заметкой памяти Н.А. Соколова

Вырезка этой статьи вместе с телеграммой и еще одним документом тех дней, который мы приведем чуть позже, журналист вложил в книгу, надписанную ему следователем совсем недавно – весной 1924 г. в Фонтенбло.

По всей вероятности, именно это последнее обстоятельство вызвало утверждение автора о том, что Н.А. Соколов скончался в результате «сердечного приступа» в… Фонтенбло.

Католическая церковь Святого Георгия в Сальбри

Перенесемся, однако, вновь в Сальбри.

«Тотчас же ночью, – сообщал русский газетный некролог, – к покойному приехали, ставшие его друзьями, князь Н.В. Орлов и княгиня Надежда Петровна.

Безпрерывно днем и ночью трое суток дежурили они у гроба по очереди с французами, проявившими необыкновенно трогательное внимание к покойному и его семье.

Некролог Светлейшего князя Михаила Константиновича Горчакова. «Часовой». Париж-Брюссель. № 419. 1961. С. 31

Местный кюре явился первым и прочитал над ним первую молитву[1].

На следующий день второй друг покойного Светлейший] кн[язь] М.К. Горчаков[2]

привез из Парижа православного священника.

В среду 26 ноября, его хоронил буквально весь город Сальбри с мэром во главе. Это была не толпа любопытных, а сочувствующие жители французы, явившиеся одетыми в траур отдать последний долг покойному. Узнали они его по книге, о которой им говорили и мэр и кюре.

Памятник погибшим в войне 1914–1918 гг., установленный в Сальбри в 1920 г.

Когда после погребения русские благодарили мэра за трогательное внимание к их соотечественнику, мэр ответил, что такого случая, когда бы весь город хоронил кого-либо в Сальбри, он, мэр, не помнит, и что они, французы, пришли отдать последний долг представителю той России, которая была их союзницей и другом»²³².

В тех же словах, пусть и без подробностей, о похоронах писал автор, помещенного в вышедшем в 1925 г. в Париже седьмом томе русского эмигрантского альманаха «Русская Летопись» другого, уже упоминавшегося нами ранее некролога.

Лицевая и оборотная сторона записки князя Н.В. Орлова Уильяму Фуллертону от 30 ноября 1924 г. Собрание музея «Наша Эпоха» (Москва)

Сохранился и еще один документ, связанный с этими скорбными днями – записка князя Н.В. Орлова, адресованная тому же Уильяму Фуллертону и вложенная журналистом в уже упоминавшуюся нами книгу Н.А. Соколова, ныне находящуюся в коллекции московского музея «Наша Эпоха».

Написана она на специальном бланке замка Buisson-Luzas с указанием адреса и телефона (перевод Н.А. Ганиной):

«30 ноября 1924

Дорогой друг,