«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 2

Непоколебим в этом был Николай Алексеевич. “Правда о смерти Царя – правда о страданиях России”, – говорил он. – И оберегал эту правду для будущих поколений, охраняя ее от всех посягательств политических интриг. Он решился сам огласить истину – сам от себя, а не под флагом какой бы то ни было политической партии. И может быть, придет время, когда будущая Россия скажет ему свое великое спасибо и почтит память его как светлого, чистого борца за Истину.

Смерть настигла его посреди работы. Не даром прошел он через тяжкие испытания – сердце у него уже давно было серьезно больно. Врачи требовали абсолютного отдыха – и физического, и душевного. Но Николай Алексеевич не мог отдохнуть. Болезненно переживал он свою тяжелую борьбу в неприглядной обстановке эмигрантства.

23 ноября Николай Алексеевич внезапно скончался от разрыва сердца в местечке Сальбри, во Франции, где и похоронен.

Над его скромной могилой на деревенском французском кладбище друзьями его поставлен крест, на котором написано: “Правда Твоя – Правда во веки”.

Кн. Н. Орлов».

Какое-то время князь Н.В. Орлов поддерживал отношения и с семьей скончавшегося следователя, остававшейся в принадлежавшем им домике в Сальбри, оказывая им небольшую материальную помощь, однако вскоре охладел и даже старательно избегал каких-либо с ними контактов.

«Ну, а после этого, – делилась дочь следователя своими воспоминаниями с режиссером Сергеем Мирошниченко, – мы еще немножко его видели, Орлова…»

«Забрав архив, – подводил итог этих отношений А.Б. Жевахов, – князь Орлов оборвал все отношения с семьей».

Сам Николай Владимiрович, напомним, вплоть до 1936 г. продолжал владеть находившимся неподалеку от того места, где жила семья следователя, замком Buisson-Luzas…

Один из подписанных Н.А. Соколовым конвертов с «вещественными доказательствами по делу», среди которых значится «кусок обоев». ГАРФ. Ф. 1837. Оп. 1. Д. 22. Л. 1-3

Фрагмент обоев со строчкой из измененного стихотворения Гейне на немецком языке. ГАРФ. Ф. 1837. Оп. 1. Д. 57. Л. 1.

Ну, и напоследок нужно выяснить еще один важный вопрос: что еще, помимо известных нам по разным публикациям документов расследования, могло находиться в архиве следователя.

Попутно следует задаться и еще некоторыми вопросами. Что из попавшего в 1924 г. в руки князя Н.В. Орлова дошло до Москвы и когда? Что из этого – после продажи на аукционе Sotheby's (через приобретшего на нем дело Князя Лихтенштейна Ханса-Адама II), а что, возможно, и до этого – по закрытым каналам.

Основания для подобных вопросов возникают после знакомства хотя бы вот с этими словами готовившего к продаже на аукционе принадлежавшие родственникам князя Орлова документы эксперта Джона Стюарта:

«Я обнаружил этот фрагмент обоев среди документов, содержавшихся в конверте на котором была поставлена печать Екатеринбургского Окружного суда и собственноручная пометка Соколова: “Две надписи, взятые со стены комнаты номер П”.

Второй кусок обоев, исписанный странными иероглифами, оказался вынутым из конверта [sic!], в который был положен Соколовым. Ряд других важных документов также пропал. Где они? Быть может, они были извлечены Орловым и пущены в ход в то время, когда тот имел недостаток в деньгах, или они сохранились в другом месте? Кто знает! Сергеев по каким-то причинам не делал фотоснимков подвала, где он впервые нашел эти надписи…»

Вряд ли, заметим, тут было дело в одних лишь деньгах…

Не исключено, что какие-то из этих, изъятых Н.В. Орловым из Соколовского архива документов, попали в разное время в засекреченные архивы Лубянки, после ознакомления с которыми с нынешних (!) уже экспертов по т. н. «екатеринбургским останкам» берут подписки о неразглашении.

Есть и еще одна неясная пока что проблема: не могла ли что-либо по каким-то причинам оставить у себя вдова следователя?

Так или иначе, с материалами, которыми обладал Н.А. Соколов, связано немало загадок.