Царственный паяц

В то время как стихотворные складки нашей безукоризненной молодежи ложатся

по-старушечьи сморщенно, строфы аккуратны и безобидны, темы до тошноты скучны

— и это при всех потугах на юность и стихийность, у Игоря Северянина нет ни одного

скучного стиха и ни одной старческой гримасы во всем сборнике, даже там, где он, к

сожалению, начинает уже писать не просто, а как бы для иллюстрации футуризма.

Чуковский видит в Северянине городского поэта, оозера, влюбленного в файф-о-

клоки, автомобили, кокоток и т. д. Это абсолютно неверно. Игорь Северянин глубоко

чувствует деревню, знает и видит ее и, когда о ней пишет, выбирает нежные и верные

слова; посмотрите, например;

Люблю октябрь, угрюмый месяц,

Люблю обмершие леса,

Когда хромает ветхий месяц,

Как половина колеса...

Или, например:

Прост и ласков, как помыслы крошек,

У колонок веранды и тумб Распускался душистый горошек На взлелеянной пажити

клумб.

Замечательно по своей светлости и свежести стихотворение «Маргаритки», которое

так и тянет сравнить с гетевской «Майской песнью»,

читатель, конечно, не посетует на меня, если я приведу это стихотворение целиком:

О посмотри! как много маргариток —

И там, и тут...

Они цветут; их много: их избыток;

Они цветут.

Их лепестки трехгранные — как крылья,

Как белый шелк...

Вы - лета мощь! Вы - радость изобилья!

Вы - светлый полк!

Готовь, земля, цветам из рос напиток,

Дай сок стеблю...

О,

девушки! о, звезды маргариток!

287

Я вас люблю...

Бег оленей для него «воздушней вальсовых касаний и упоительней, чем лень», ночи

приходят в «сомбреро синих», вечером при луне «дорожка песочная от листвы

разузорена - точно лапы паучные, точно мех ягуаровый», в ясный день он описывает

лёт автомобиля: «...а кругом бежали сосны, идеалы равноправий, плыло небо, пело

солнце: кувыркался ветерок; и под шинами мотора пыль дымилась, прыгал гравий,

совпадала с ветром птичка на дороге без дорог...». Каждое стихотворение, каждое слово

говорит о верном чувствовании и свежем радостном вглядывании поэта в мир. Надо

признать, что даже там, где Северянин, заключенный в городе, волей-неволей поет

город, он воспевает, даже в специфически городском, косвенные отражения природы и

находит эпитеты всегда живые, органические, растительные, земляные, а отнюдь не

механические.

Вот несколько образчиков этого: у автомобиля он берет не его машинные

характеристические признаки, а такое, в сущности говоря, случайное свойство, как

материал, — то, что он из клена: «...сел на сером клене в атласный интервал»; далее

мотор прямо называется клено- ходом: но не довольствуется растительным сравнением.

Северянин окончательно анимизирует автомобиль: «шоффер» — мой клеврет —

коснулся рукоятки, и вздрогнувший мотор, как жеребец заржавший, пошел на весь

простор»... «Цилиндры у него «солнцевеют», дамская венгерка - комичного цвета

коричнево-белковая и т. д.

Но то, что безусловно отличает Игоря Северянина от громадной массы

современных поэтов, как футуристского, так и прочего толков, это элемент подлинной

лирической скорби, обостряющейся иногда до трагизма, и при этом не высосанной из

пальца и взятой напрокат у со

седа (как ныне практикуется), а рожденной собственным опытом, перенесенной

душою, как болезнь, простой и оригинальной, как и все настоящее.

Все истинные стихи - биография; жутко-интимные и стихи «Громокипящего

кубка»: из них можно вычитать целый рассказ о любви автора. Я попытаюсь сделать

это для читателя.

Быть может, оттого, что ты не молода,

Но как-то трогательно-больно моложава,

Быть может, оттого я так хочу всегда С тобою вместе быть...

Итак, она не молода; на пальце ее обручальное кольцо - она замужем; встречается с

ней автор в «трехкомнатной даче», которую он называет в стихах «шалэ», и которая

находится где-то «на реке форелевой, в северной губернии»; все эти встречи — летние;

зимою они так же редки, как цветение Виктории-Регии. И зимой поэт мечтает о лете,

когда он «откроет сердце, как окно», для своей запретной любви. Вот пленительное

стихотворение под заглавием «Это все для ребенка...»

О, моя дорогая! ведь теперь еще осень, ведь теперь еще осень...

А увидеться с Вами я мечтаю весною, бирюзовой весною.

Что ответить мне сердцу, безутешному сердцу, если сердце

вдруг спросит.

Если сердце простонет: «Грезишь мраком зеленым, грезишь

глушью лесною».

До весны мы в разлуке. Повидаться не можем. Повидаться

нельзя нам.

Разве только случайно. Разве только в театре. Разве только

в концерте.

Да и то бессловесно. Да и то беспоклонно. Но зато — осиянным

И брильянтовым взором обменяться успеем... как и словом

288

в конверте...

Вы всегда под охраной. Вы всегда под надзором. Вы всегда

под опекой.

Это всё для ребенка... Это всё для ребенка... Это всё для ребенка...

Я в Вас вижу подругу. Я в Вас женщину вижу. Вижу в Вас человека.

И мне дорог Ваш крестик, - как и Ваша слезинка,

как и Ваша гребенка.

Но что произошло меж нею и поэтом? Так любима, что даже разлука становится

для него источником духовных откровений и близости:

Найти друг друга, вот отрада!

А жизнь вдвоем — предтеча тьмы...

Нам больше ничего не надо:

Лишь друг вне друга — вместе мы!