Царство и священство

Право позитивное преследует обеспечение справедливости для каждого человека, оно ставит своей задачей сохранение мира в обществе, устранение самых негативных проявлений нашей падшей природы. Оно справедливо с мирской точки зрения, устраняя несправедливость, но не способно нравственно возвысить человека. Самый законопослушный человек может быть исключительным ханжой, обуреваемый внутренними страстями и исполняющий закон исключительно из-за страха наказания. После этого легко понять, почему апостол Павел утверждал, что сам по себе закон не позволяет человеку стать совершенным нравственным существом. Ведь он сам – следствие человеческого несовершенства; и в этом заключается его немощь. Закон лишь обличает преступника и осуждает его, но не дает силы, чтобы загладить содеянные беззакония (Рим. 8: 3; 9: 32). А преподобный Паисий Святогорец (память 29 июня) говорил, что нужно остерегаться вести себя так, чтобы быть «просто хорошим человеком». «Надо думать о том, что ты – образ Божий и тебе во всем следует быть похожим на своего Творца. Мы должны жить сверх естества».

В отличие от закона, где часто превалирует «мир сей», естественное право насыщено Божественной справедливостью, которая в глазах обмирщвленного человека выглядит сумасшествием, безумием и т. п. Оно «безумно», потому что высшее проявление любви – положить «душу свою за други своя» (Ин. 15: 13). Но для «нормального» человека первенствует не любовь, а инстинкт самосохранения, его «я» стремится представить себя средоточием мира, заставляет бороться за свои «права». Справедливое правосудие для нас – воздать каждому по заслугам. Напротив, правовой идеал, который должен быть положен в основу настоящего нравственного поведения, исходит из того долготерпения и любви Бога. «Человеческая справедливость говорит: “Ты совершил преступление и должен быть наказан”, а справедливость Божественная: “Ты признаешь свою ошибку и раскаиваешься? Получаешь прощение”»[702]

.

Кратко подытожим сказанное. То, что право можно понимать как органический синтез закона и нравственного идеала, имеющий конкретный характер правовых принципов (норм), известно давно[703]. Мы лишь добавим, что данная формула принимает живые и объективные черты лишь при условии признания нравственным идеалом тех правил, которые даны нам непосредственно Творцом мира.

Только в этом случае образуется естественная и гармоничная взаимосвязь закона и нравственности, трансформируемых в право. Если любой договор (скажем, соглашение двух людей с целью ограбить или убить третьего человека) считать правом, то мы должны согласиться с тем, что право возможно и в мире дьявола, где его резиденты также, несомненно, договариваются о чем-то. Это же можно сказать и о законе, преследующем безнравственную цель, например, разрешающем однополые «браки», усыновление такими «семьями» детей, эвтаназию, открытое разграбление населения в ходе приватизации и т. п. Но является ли правом такой закон или договор? – вопрос, разумеется, риторический. Хотя законом и договором они быть не перестают.

«Господь наш законодательствует для всего мира без изъятия. Нет такого места на земле, где бы не действовали Его законы, заповеди и постановления, – некогда писал замечательный русский правовед В.И. Иванов (ум. 2013 г.). – Когда закон оказывается впечатленным в совесть человека и воспринят им, когда действия человека в следовании закону есть добровольный отказ от собственного своеволия, когда он действует разумно в рамках дозволенного законом, человек пребывает в царстве права, справедливости и свободы»[704]

.

Спор о нравственности и праве напоминает спор о законе и благодати или пустую «дискуссию» о том, нужны ли внешние обряды, если Бог в душе. На самом деле очевидно, что самая высокая нравственная идея не имеет смысла без воплощения в материи закона, а закон в свою очередь оправдывается ею или перестает быть правом. Символом симфонического единства права и нравственности является образ креста, где закон возникает в точке пересечения вертикали нравственного абсолюта и горизонтали эмпирической действительности «лежащего во зле» мира, там, где сходятся небо и земля, Божие и человеческое.

Даже закон, данный непосредственно Богом, может обесцениться, если породившая его нравственная идея замутнена в сознании людей. Совершенно очевидно, что ветхозаветные пророки своими обличениями еврейского общества фактически возвращали существовавшим в Израиле законам (в том числе и сакральным) их внутреннее нравственное содержание. Пророкам пришлось заново перетолковывать современникам ветхозаветное законодательство, чтобы те осознали истинную цель закона. Об утрате евреями правовой сути закона и перерождения их в фарисеев говорил позднее и Христос: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять» (Мф. 23: 23).