Царство и священство

Неудивительно поэтому, что и в церковном праве мы видим прямой аналог «праву юристов» – правила Святых Отцов. В частности, в сборниках правил присутствуют следующие виды их канонического творчества: послания (Дионисия, архиепископа Александрийского, св. Афанасия Великого, св. Василия Великого, св. Григория Нисского, св. Григория Богослова, св. Амфилохия, св. Геннадия Константинопольского, св. Кирилла Александрийского, св. Тарасия Константинопольского); правила (св. Петра Александрийского, св. Григория Неокесарийского, архиепископа Феофила Александрийского, св. Кирилла Александрийского); канонические ответы (св. Тимофея Александрийского);

наставления (архиепископа Феофила Александрийского).

Замечательно, насколько критерии, по которым Церковь принимала на себя обязанность прислушиваться к голосу тех или иных духоносных лиц, сходны с теми, которые обычно римляне предъявляли к кандидатам на должность юрисконсультов, разъяснявших право. Первоначально, когда закон находился в руках понтификов, юрист должен был принадлежать к жреческому сословию. Позднее, когда право секуляризовалось, юрист должен был занимать видное общественное положение, иметь хороший послужной список о прохождении ряда обязательных магистратур, отличаться высоким гражданским мужеством, нравственными качествами и неподкупностью. Разумеется, не говоря уже о профессиональных качествах правоведа[904].

В целом, близость в те времена государственного и церковного (канонического) права была столь велика, что один выдающийся правовед прямо констатировал: «Многие фрагменты римского права включены в каноническое право дословно»[905]

.

Дополнив, скажем, что в ту эпоху вообще было трудно отделить церковные вопросы от государственных, а политическую власть от власти священноначалия. Все пребывало в органическом единстве. Например, в Византии одно время бытовала практика замены уголовного наказания церковным публичным покаянием. За короткие сроки она приняла столь широкие черты, что император св. Феодосий Великий в 392 г. даже был вынужден запретить судьям удовлетворять ходатайства епископов на сей счет. А на Западе любое уголовное преступление судилось и церковным судом, и императорским. Причем за церковным судом признавалось бо́льшее значение. Если преступник не желал добровольно исполнять решение церковного суда о покаянии, его к этому принуждали светские чиновники. Кроме того, епископам вменялось в обязанности при ревизии дел в своих епархиях предавать церковному суду отцеубийц, клятвопреступников, насильников, кровосмесителей[906].

III

Родство (а иногда и тождество) норм римского и канонического права в полной мере проявляется также в понимании целей и установлении

видов наказаний. Хотя, с другой стороны, именно в этой части уже начинает проявляться то существенное отличие церковного правила от римского государственного аналога, которое напрямую вытекает из природы Церкви и стоящих перед ней задач. Этого вопроса мы сейчас предметно коснемся.

По римскому праву наказание человека преследует троякую цель: предупреждение в будущем с его стороны преступлений; отмщение виновному

и удовлетворение общества, которое не может равнодушно относиться к безнаказанности преступления; наконец, третья – воздействие на волю виновного в надежде его исправления. Очевидно, однако, что государство обычно в большей степени интересуют первые две цели наказания. Восстанавливая нарушенный преступником правопорядок, политическая власть преследует в первую очередь интересы всего общества в целом. А интересы индивидуального лица легко приносятся в жертву общему благу.

Разумеется, Римское государство также было заинтересовано в исправлении преступника, но эта цель никак не могла конкурировать с карательной целью наказания. Не только отмщение преступнику, но и профилактика преступления на будущее основывались на страхе перед возможным наказанием. Поэтому, к слову, оно и имело обычно устрашающие черты.

Напротив, в Церкви никакое лицо не теряет своей цены, любой человек дорог Богу, и Христос желает спасения всем и каждому. Это и составляет специфику церковного права, основанного на христианских нравственных началах. Специфику, которую не смог воспроизвести ни до него, ни позднее ни один законодатель в мире[907].

Даже Ветхозаветный закон Израиля, предтеча христианского закона и непосредственное творение Бога, стал своего рода пленником уголовно-правовых традиций древней эпохи, хотя являлся ярким исключением из общих правил. Так, например, хотя и в нем смертная казнь встречалась еще часто, но она применялась за преступления против веры, т. е. непосредственно против Бога, и тяжкие проступки против личности. В других случаях наказания носили более мягкие черты.