Цена всех вещей

— Потому что я скучаю по тебе и не могу перестать о тебе думать. Потому что ты действительно мне жизненно необходима. Потому что мне страшно оттого, в кого я превращаюсь, когда тебя нет рядом. Потому что тот парень, парень, которым я был, настоящее дерьмо. — Она открыла рот, словно собираясь возразить, и я торопливо продолжил. Не потому, что надеялся ее убедить, а из-за того, что хотел оттянуть ее неизбежное «нет». — И если уж быть абсолютно честным, каким я сейчас и являюсь или, по крайней мере, стараюсь быть, мне действительно кажется, что я по-своему тебя люблю. Хотя точно я не уверен, потому что никогда ничего подобного не испытывал. Я пытался понять, что сказал бы об этом Уин. Конечно, подобные попытки обречены на провал, но он был более хорошим человеком, чем я, и мне подумалось, он сказал бы, что это любовь. И что я должен признаться тебе в своих чувствах. Что я и делаю. Я люблю тебя. Думаю, так.

Я заставил себя посмотреть ей в глаза и замолчал, потому что она плакала. У меня перехватило дыхание, словно бейсбольный мяч вдруг угодил мне в солнечное сплетение: я заставил ее плакать. Это выражение на ее лице появилось из-за меня.

Вряд ли в этом было что-то хорошее. Возможно, у меня и не было никакого опыта в любовных признаниях, но я сомневался, что безумные рыдания — лучший вариант ответа.

— Пожалуйста, оставь меня одну, Маркос, — сказала она. — Я не смогу сделать тебя хорошим человеком. Почему бы тебе просто не стать им? Самому?

Я сделал шаг назад и покачнулся. Мне вдруг стало холодно. Я попытался вдохнуть, но от боли из груди вырвался только свист.

— Я… Я рассказал всю правду, — произнес я.

— Спасибо тебе за это.

Она закрыла дверь.

Я стоял на коленях на лужайке перед ее домом.

Нужно было подняться, иначе ее мать могла увидеть меня в таком состоянии.

Нужно было подняться, чтобы Диана не посмотрела в окно и не увидела меня на коленях.

Нужно было подняться, чтобы найти бутылку «Маркере Марк» и уйти в забытье.

Я должен был подняться.

Должен был.

43

Уин

После того, что произошло между мной и Эхо в грузовике, я просто обязан был раздобыть денег. Нельзя было оставлять все как есть. В противном случае очень скоро я мог совершить ошибку, после которой уже никогда не смог бы вернуться в исходную точку.

В конце концов, это было не так уж сложно. Мы с Маркосом резались в видеоигры. Мне даже не пришлось отрываться от игры.

— Если бы мне понадобились деньги, — сказал я, — мог бы ты их мне одолжить?

— Сколько?

Ни один из нас не оторвался от экрана. Маркос расстрелял парочку пешеходов.

— Пять тысяч.

Он ничего не сказал, и я даже подумал, что Маркос вот-вот рассмеется. В этом случае я бы тоже рассмеялся и следующие лет тридцать платил Эхо со сдачи, которую находил под автоматами с содовой.

— Хорошо, — сказал Маркос. — Тебе они правда нужны?

— Да.

— Тогда ладно.

А в понедельник между четырьмя и пятью часами дня он протянул мне конверт. Я положил его в свой шкафчик и весь день провел в трясучке.

Но что было делать потом? Должен ли я был пойти к Эхо домой и сразу же его отдать? Должен ли я был ощущать, что теперь можно слопать сэндвич, медленно черствеющий в моем бельевом ящике? Должен ли я вообще был что-то делать?

Нет.

Для начала я принес конверт домой, высыпал деньги на кровать и уставился на получившуюся кучку — самая большая сумма, которую я когда-либо держал в руках. Их было даже больше, чем я мог себе представить. Высокая такая стопка. В основном двадцатки, немного мятых десяток, и пятерок, и однодолларовых купюр, и какая-то ненастоящая сотня. Ненастоящей купюра казалась потому, что только мифические богачи из кинофильмов имели в кошельке такие деньги.

За пять тысяч долларов можно было купить Кару с потрохами. Я мог бы взять для матери подержанную машину взамен той, которая постоянно глохла на светофорах. А если положить эти деньги на сберегательный счет, я мог бы зарабатывать просто сидя на месте. Пять тысяч долларов могли сделать мою мать счастливой или, по крайней мере, немного облегчить ее жизнь на несколько дней или недель. Я мог хоть раз помочь ей рассчитаться с долгами.

Но я планировал потратить их на то, чтобы осчастливить себя.

Как эгоистично. И бессмысленно.

Эти же пять тысяч долларов могли помочь Эхо выбраться из города, найти других гекамистов и спасти ее матери жизнь. Спасти ее собственную жизнь. И мою тоже.

И как я предполагал сделать выбор? Моя мать и Кара против Эхо и ее матери — выбирать между ними было просто непорядочно. А может, нужно было забыть обо всем этом и думать о себе?

Я убрал деньги обратно в конверт. Я слышал, как мама звала меня от входной двери. Заткнув конверт за пояс, я надел рубашку навыпуск.

Если бы мама нашла деньги у меня или в моей комнате, то наверняка захотела бы узнать, где я их взял. И наверняка представила бы что-то ужасное: наркотики, кражу или еще что похуже. Винила бы себя, что она плохая мать. И донимала бы разговорами, заставляя объяснять, что все это значит.