Цена всех вещей

Я была оскорблена до глубины души. Словно мне пришлось содрать одежду, кожу и мускулы, чтобы добраться до правды. В глазах закипали слезы. Скорее от гнева, чем от обиды. Но я сдерживала их, не давая прорваться наружу.

Ари покачала головой:

— Диана не в себе, но с нами обеими все будет в порядке. А вот ты больная, если считаешь, что все останется по-прежнему.

О-о.

Отпусти это. Сними с крюка.

Я встала. Мина тоже встала, но я избегала на нее смотреть, и она позволила мне уйти из ресторана в одиночестве.

Я оставила Ари и Мину в ресторане. Растерянные, они меня ненавидели. Кэл и Диана, которые ловили на улице такси, тоже меня ненавидели. Прекрасно. Я тоже их всех ненавидела.

На самом деле я, конечно, не ненавидела их.

Все мои чувства все еще оставались при мне. То, что они сорвались с крючка, еще не означало, что они исчезли совсем. Где-то глубоко внутри меня терзал стыд. Все видели мою худшую часть, мое истинное лицо. Я могла прикидываться, что мне приятно держать подруг поблизости и заставлять исполнять мои прихоти: приходить ко мне на праздничный обед и сидеть в угрюмом молчании у нас на заднем дворе, но в действительности я хотела лишь одного: чтобы они поняли, как скучают по мне. И я ничего не могла с этим поделать.

Вместо этого я наказала их. Верная своему слову, я не звонила им четыре дня.

Зная, как среагирует заклинание, я осознавала: то, что случилось потом, было частично, если не полностью на моей совести.

42

Маркос

Было так рано, что земля еще не успела прогреться. Мужчина средних лет на грузовике развозил газеты. Машины на дороге отсутствовали, и в тишине жужжание цикад казалось особенно громким. Когда я подъехал к дому Дианы, дверь открыла ее мама в халате. Она улыбнулась так широко, будто я приехал объявить ей о победе на скачках. Должно быть, Диана не стала рассказывать ей о том, что я натворил. Я ненавидел ее за то, что она на меня не орала.

Вместо этого она позвала Диану и попыталась завязать со мной ничего не значащий разговор, но я сделал в ответ каменное лицо и смотрел куда-то мимо до тех пор, пока не появилась Диана.

Наконец она пришла, в майке на бретелях и пижамных шортах. Волосы ее были собраны в хвост, а лицо при взгляде на меня — хотя прошло уже больше недели — побледнело. Словно я для нее никто. Никакого гнева. Никаких летящих в голову ламп. Ничего.

На секунду я испугался, что она воспользовалась заклинанием и стерла меня из памяти, но потом она обратилась к матери.

— Можем мы на секунду остаться наедине? — Когда ее мама ушла, я заметил — всего на секунду — отблеск боли под маской равнодушия.

— Чего ты хочешь, Маркос? — спросила она.

— Мне жаль, — сказал я. — Мне так жаль. Я был полным придурком — не могу поверить, каким я был придурком — мне просто необходимо извиниться.

— Ты целовался с Кей.

— Это была дурацкая ошибка.

— Ты орал на меня. И не разговаривал со мной почти две недели.

Она спокойно перечисляла мои преступления, и это звучало гораздо более страшно, чем если бы она просто на меня орала.

— Прости меня, Диана.

Она сделала глубокий вдох и выпрямила спину.

— Хорошо. Я тебя прощаю.

Мой рот беззвучно открылся и закрылся раз десять.

— Ты… что?

— Да. Спасибо, что зашел. Это мило с твоей стороны. Пока.

Она начала закрывать дверь, но я протянул руку, чтобы остановить ее. Она посмотрела на руку, потом на меня, и я почувствовал себя личинкой, или, скорее, даже мертвой личинкой, разлагающейся у нее на крыльце.

— Стой — подожди секунду. Мы можем снова стать друзьями?

— Не думаю.

— Но ты сказала, что простила меня.

— Да.

— Не очень-то это похоже на настоящее прощение, если ты больше никогда не желаешь меня видеть.

В глазах ее полыхнула ярость:

— Ты пришел сюда, чтобы прочитать мне лекцию о том, как правильно прощать? Как странно, что из всех людей этим решил заняться именно ты.

У меня не было сил размышлять о том, что именно она имела в виду под словами «из всех людей».

— Я пришел сюда не для того, чтобы тебя учить, нет. Я здесь для того, чтобы ты могла на меня наорать, объявить, что я сломал тебе жизнь.

Она словно выросла дюймов на пять. Ее глаза вдруг оказались вровень с моими.

— Не льсти себе, Маркос. Я выше этого.

— Ты должна дать мне второй шанс!

— Зачем? — спросила она, и ее голос удивительно напомнил мне голос Уина в моей голове.

— Потому что я… — Я осекся, сглотнул и вдруг словно увидел себя со стороны. Увидел этого жалкого лузера, просящего и умоляющего. Еще никогда я не заходил так далеко. Нужно было держать себя в руках. Никакой ерунды. Только правда.

Хотя правда резала глаза.