Цена золота. Возвращение

Но так или иначе, уже даны были болгарам князья, а они-то знали, кто такой Павел Хадживранев. Да и он не скрывал, что о них думает. Только, видно, выгодно им было, чтобы в коляске градоначальника разъезжал по Пловдиву, демонстрируя сплоченность нового государства, не кто иной как Хадживранев, выгодно было одаривать его милостями… и выжидать, когда наступит удобный момент. Павел принял эту игру и вел ее по всем правилам. Молчаливый, недоступный; проезжал он по булыжным мостовым большого города, степенно упоминал в речах и приказах имя монарха, назначал судей, приставов, старост и сборщиков налогов из своих людей и требовал от них жестокости и несправедливости — именем Его Высочества! А когда они жаловались, говорил, пожимая плечами: «Ничего не поделаешь — монархия!» Он рассчитывал, что Пловдивский край рано или поздно скажет свое веское слово. Он отказался от министерских кресел в двух кабинетах, чтобы остаться здесь и терпеливо, одного за другим подбирать нужных людей.

5

Он жил один в целом доме, у подножия Небет-тепе{59}. Засыпал с пистолетом под подушкой, и сны являлись к нему неоскверненными. Вся Перуштица умещалась порой на его широкой постели, с рекой, церковью и отчим домом — горела и не сгорала. Караван-сарай Кацигры тоже лез в его сны — с известковой ямой для мертвецов, с той самой дверью, за которой безвестно исчезли его мать и дочь. И жена являлась ему, все такая же красавица. «Где Деянка? — вопрошала она. — А где я сама? Ты у людей спрашивал, Павел? Может, меня живую увели с собой турки?» Этот сон был самым мучительным — о жене его никто ничего не знал. Многие в ту пору потеряли жен, об этом даже в песнях пелось, но слушать эти песни было невмоготу, особенно во сне, в его невеселой постели, куда жена являлась всегда нагая и принималась петь тонким голосом, как на свадьбе:

Оседлай коня вороного,

поезжай, поспрошай по селам,не видал ли кто твою любу

у турок в белых гаремах…

А о Деянке Павел ничего не знал, если не считать того, что он видел тогда, в ворота караван-сарая: как какая-то старуха, держа за руку девочку, очень похожую на Деянку, скрывается за дверью чумного барака. Позднее говорили, что английские миссионерки собирали детей, потерявших родителей, и определяли сирот в пансионы — увозили куда-то далеко, может быть в Стамбул. Но осиротевшим был сам Павел, и в эти мучительные ночи ему никак не удавалось внушить жене надежду.

Иной раз к нему заезжали — проездом, а то и с умыслом — видные в прошлом борцы. Об одних он слышал еще от Учителя, с другими сам познакомился. Все это были бесстрашные люди, прошедшие сквозь пламя и готовые к новым пожарам. Их объединяла одна мысль: не для того они проливали кровь, чтобы страной правили коронованные чужеземцы, и корона эта со звоном покатится — только толкни. Но все эти мужи не могли назвать имени — одного единственного — того, кто мог бы объединить их и повести за собой. С каждым днем становилось их все меньше и меньше: кто свалился от старых ран, кого отправили консулом в дальние страны, а кто был убит ночью на глухой дороге разбойниками.

Разбойники и вправду водились. Но только друзья Хадживранева получали пулю всегда из засады… Испуганные кони пускались вскачь, и коляска с онемевшим от страха возницей доставляла в ближайшее село убитого седока, истекающего кровью, но с нетронутым кошельком.