Церковь и политический идеал

Возникла парадоксальная с точки зрения правоведения ситуация – формально Западная империя существовала, и множество политических образований на ее территории, включая королевство Италия, не претендовали на статус государства в привычном для нас понимании. Короны остальных западных государей являлись всего лишь титулами, позволяющими определить место их носителей в иерархии властной пирамиды. Однако они не могли быть положены в основание политической самодостаточности. Помимо королей существовали еще герцоги и бароны, графы и маркизы. Все состояли друг по отношению к другу в определенной зависимости, но на вершине этой пирамиды блистал император. Пусть обладавший номинальной с политической точки зрения властью, но зато зримо являвший образ Империи.

Как тонко заметил один историк, «королей было много, но лишь императору были свойственны соответствующие прерогативы. Он был высшим среди западных государей, он был королем королей»[815]. Без императора не могло быть королей, как в свою очередь без королей рушились остальные, низшие ступени социальной иерархии. Герцог обязан был присягать на верность какомунибудь монарху, иначе, вассал без господина, он становился фикцией, ничем. Императорская корона не стоила ничего, но она попрежнему являлась основанием всего политического быта Западной Европы.

При внешней анархии соблюдалась, тем не менее, строгая иерархия титулов, нашедшая свое основание в таинстве коронации и помазания на власть. Начиная с Карла Великого, все его преемники единственно помазывались как императоры священным елеем непосредственно Римским папой или в редких случаях его представителем. И ни один король, включая таких авторитетных правителей, как властители Франции и Англии, не пытался претендовать на совершение данного обряда над собой. Они были королями, но не императорами – император мыслился исключительно в единственном лице. В свою очередь ни один герцог или граф не чаяли примерить на себя королевские инсигнии.

И эта сложная система государственного устройства Западной Европы попрежнему весьма слабо ориентировалась на национальное начало. В свою очередь королевства, существующие под сенью имперской идеи, сохраняли независимость от императора в той мере, в какой это позволяли обстоятельства. Сильные образования – Англия и Франция, Бавария и Аквитания, Фландрия и Бургундия, так же точно не позволяли императорам вмешиваться в их внутренние дела, как и ранее Каролинги по отношению к Константинополю.

Но и эти «тяжеловесы» Средневековья национальными государствами не являлись. Более того, в Европе не было еще наций в современном смысле слова. Области нынешней Германии, Франции. Италии, Испании представляли собой множество небольших образований, которых главным образом объединяла преданность конкретному королю, герцогу или графу[816].

Чрезвычайно важно, что, в отличие от античных времен, где слово patria («родина») объединяло в себе все политические, религиозные, этические и моральные ценности, во имя которых человеку стоило жить и умирать, в Средневековой Европе этот термин почти вышел из употребления. Patria стало обозначать место рождения, «малую родину» человека – не более того. Правильно было умирать за господина, за веру и Империю, но только не за patria. Истинной patria каждого христианина являлось Царство Небесное, небесный Иерусалим[817]

.

Справедливо отмечают, что Франция последних Каролингов и первых Капетингов не совпадала с территорией ни современной Франции, ни римской Галлии. Сама Франция не представляла собой конкретного государства: хотя существовал Французский король, понятие «сеньории» в сознании людей того времени вытеснило понятие «государство». Границ как таковых просто не существовало, и очень долго, как и очень часто, население не знало, проживает оно на территории Западной Римской империи или Французского королевства.

Кому принадлежало то или иное графство или герцогство, решала не национальная принадлежность, а сугубо феодальноправовые понятия. Можно было быть вассалом Французского короля, но не являться его подданным – как, например, графы Фландрии, Шалони, Валентинуа, Прованса. Графы Шампани целое столетие являлись вассалами Западной империи и лично германских Гогенштауфенов по трем французским владениям, и король Франции не имел по отношению к ним никаких феодальных прав, хотя и здесь назывался королем. Аналогично этому по некоторым своим континентальным владениям Английский король являлся вассалом Французского короля[818].

С течением времени представители династии Каролингов, родовые франки, все более и более утрачивали влияние на политическую жизнь Запада. Но очевидная слабость Каролингов вовсе не означала, что идея Империи оказалась позабытой. Просто теперь она нашла себе того проводника, который по своим качествам наиболее соответствовал этому статусу.