Цирк чудес

Возможно, он хочет удержать ее в деревне, где она будет надежно защищена в его тени.

Когда он снова смотрит на нее, Нелл понимает, что ей нечего сказать.

После вечернего выступления Виоланте достает скрипку, а Хаффен Блэк играет на барабанах. Стелла первой выходит танцевать у костра и кружится до тех пор, пока не начинает спотыкаться. Нелл тянется к руке Чарли, но он качает головой. Она позволяет музыке окружить себя со всех сторон. Над ними среди деревьев мерцают свечи в абажурах, павильоны подсвечены газовыми рожками. Она смотрит на других женщин. На Пегги, которая возится с недавно пойманной белой курицей, на Брунетт, которая курит сигару. Потом ее взгляд обращается к Тоби. Весь день она тосковала по его прикосновениям, как будто желание существовало где-то вовне, такое же первобытное, как потребность в еде и отдыхе.

– Потанцуй, пожалуйста, – снова предлагает она Чарли.

– Не хочу.

– Ты всегда был заводилой в танцах. – Она подтягивает колени к подбородку. – У нас дома.

– Здесь все по-другому, – говорит он.

В деревне Чарли постоянно находился в центре событий и мог перемолвиться словом с каждым, кто попадался на улице. Но здесь он чужак, которому нет места. Пегги отбивает ногами барабанный ритм, а Брунетт обнимает Стеллу, и они неуклюже вальсируют.

– Как ты можешь это вынести? – спрашивает Чарли.

– Что?

Он указывает на ее дублет и короткие панталоны.

– Все видят тебя такой. Ты выставила себя на обозрение.

– Все не так, – говорит она. – Раньше все считали меня чужой, а здесь, по крайней мере, люди восхищаются мною. И я не стыжусь своей внешности. Нет, больше нет.

– Я не считал тебя чужой.

Она срывает маргаритку.

– Ты замечал мои отметины еще больше, чем я. Ты думал, что можешь защитить меня.

– Это из-за Ленни…

– Думаю, он дразнил меня только потому, что я ему нравилась. Я только потом поняла это.

– Ты ему нравилась?

– Однажды он прикоснулся ко мне. Просто провел пальцами по моей руке, когда мы остались наедине.

– Я не думаю…

Она смотрит в ночь, и ярость возвращается, колет булавками кожу головы. Что это значит? Он отрицает ее версию событий, когда она знает, что это правда?

– Я хочу, чтобы ты вернулась вместе со мной, – наконец говорит он.

– Почему?

– Мне здесь не нравится. Совсем не нравится. – Он мнет травинку между пальцами. – Просто… такое у меня чувство.

Он берет ее за руку, впервые после долгой разлуки.

– У меня такое чувство, что с тобой что-то случится, если ты останешься. Этот Джаспер Джупитер смотрит на тебя как на… не знаю, в этом есть что-то неправильное.

Нелл смеется, хотя у нее тяжело на душе. Она понимает, к чему он клонит, и хочет прервать это, чтобы он не сказал таких вещей, которые она не сможет забыть.

– Ты можешь остаться и провести спиритический сеанс.

– Перестань. – Его пальцы впиваются в ее ладонь, рот кривится от отвращения. – Пожалуйста. Это все они…

Стелла напротив нее хохочет, запрокидывает голову и разевает рот, а Брунетт направляет туда струю пунша. Нелл ощущает атмосферу любви и защищенности. Она проводит пальцем по родимым пятнам на запястье. Все эти годы она была отверженной среди односельчан. Чарли тоже повернулся бы к ней спиной, не будь она его сестрой.

– Эти люди – моя семья, – холодно говорит Нелл. – Больше не упрашивай меня.

В ту ночь, пока ее брат спит на полу, она по-прежнему слышит барабанный бой, гремящий у нее в ушах.

У меня такое чувство, что с тобой что-то случится, если ты останешься.

Она думает о рисунке леопарда на поводке, о расчетливом, оценивающем взгляде Джаспера. О порезах на плечах от сложенных крыльев.

Чарли цокает языком во сне.

Ее гнев стихает. Она сожалеет о своей резкости, о выражении его лица, когда она назвала циркачей своей семьей. Что ему оставалось? Он находился вдали от дома и потратил все сбережения ради того, чтобы найти сестру, которая превратилась в нечто иное.

Утром Чарли жадно набрасывается на жареную свинину и глотает вареные яйца, держа их между пальцами. Нелл помнит голод, камнем лежавший в их желудках, – целые голодные годы без мяса, только со скользкими моллюсками и кислыми яблоками, от которых их несло по ночам. На полу ее фургона стоят туфли с золочеными пряжками. На комоде валяется модная шляпка. Книги. Она протирает глаза. Она почти забыла об этом, забыла, сколько ей удалось накопить меньше чем за месяц выступлений.

Пока не передумала, она берет ножик и вспарывает шов на подушке. Изнутри высыпаются банкноты: трехнедельный заработок, к которому она едва прикоснулась. После начала лондонских представлений Джаспер увеличил ее ставку до двадцати фунтов в неделю; сначала ей даже не верилось в такие деньги.

– Тут почти шестьдесят фунтов, – говорит она, запихивая деньги в холщовый мешок. – Для Америки, после того как Мэри родит ребенка. Достаточно для переезда, а на остальное ты сможешь купить немного земли.

Он потрясенно распахивает глаза.

– Откуда у тебя такие деньги?

– Мне здесь хорошо платят.

– Но так много!

– Пожалуйста, возьми их. Скоро я заработаю еще.

Он кивает и сует мешок под куртку.