Цирк чудес

Снаружи, в парке развлечений, царит тишина. Никто еще не проснулся, даже конюхи. Она знает, что оставаться одной бывает опасно, что два дня назад несколько пьяных ополченцев напали на девушку, но утро кажется совершенно безмятежным. Она прогуливается до беседки, теперь усеянной пустыми бутылками, обертками и рыбьими скелетами, как будто хочет увидеть призрачные образы себя и Тоби, напомнить себе, что это было на самом деле. Она не будет искать его, но подождет, пока он найдет ее.

День проходит в приступах надежды и моментального уныния. Она смотрит на очередь перед его фотографическим фургоном; кажется, что все горожане ждут, пока он запечатлеет их подобия на фотоснимках. Ей кажется или там больше девушек, чем обычно? Они смеются и подталкивают друг друга локтями. Она вспыхивает, когда думает о том, как он смотрит на них через линзы, оценивает их бледные щеки, мягкие волосы, белоснежные руки.

Его взгляд скользит мимо нее во время представления, когда он забирается в корзину воздушного шара, а она раскачивается под ним. Она чувствует себя изможденной, несчастной, выпитой до дна.

– Лунная Нелли! – распевают зрители. – Лунная Нелли!

После окончания шоу Джаспер показывает ей газету. На рисунке в дальнем углу изображен леопард с головой девушки, которого он тянет за собой на поводке. Существо улыбается кроткой, покорной улыбкой. «Новейший экспонат Джаспера Джупите-ра, – написано внизу. – Чарующее существо из Эпохи Монстров».

– Вот, – говорит он и тычет пальцем в бумагу. – Вот он я!

Он показывает ей новые статьи, раскладывает перед ней свежий номер «Панча».

– Не все отзывы положительные, – замечает он. – Но смысл в том, что все говорят о нас.

Она поднимает журнал ближе к свету.

«Судя по всему, в образе Лунной Нелли вкус к чудовищным зрелищам наконец достиг апогея. Она присоединяется к знаменитой Галерее Уродов…»

Слова расплываются перед глазами.

«Мы не можем понять причину ныне преобладающей тяги к уродству, которая вырастает на том, чем она питается».

Она смотрит на свою руку, сгибает и разгибает пальцы.

Чудовище? Она обычная девушка. Ярость тугой петлей перехватывает горло.

– Это привлечет массу новых зрителей, – бормочет Джаспер, вырезающий статью из журнала.

Нелл не отвечает. Она игнорирует крики Стеллы, приглашающей выпить с ними, и удаляется в свой фургон. Она ждет, когда Тоби придет почитать с ней, но проходит час, потом другой, а он не приходит. Чтобы отвлечься, она перелистывает том «Волшебных сказок». Девушек вознаграждают королевствами, уродства приводятся в пример как наказание свыше. Жадный горбун проклят вторым горбом на груди; злопамятная сестра получает второй нос. Нелл вспоминает тот день на рынке вместе с ее отцом и братом. Люди сторонились ее, как будто боялись неведомой угрозы. Могли ли они думать, что ее отметины были наказанием за некое зло, скрытое в ней? Она была ребенком, ей едва исполнилось четыре года. Какой силой она могла обладать, какой вред она могла причинить им?

Нелл продолжает чтение. Ганс сбрасывает свои ежовые колючки. Чудовище превращается в красавца. Обрубленные запястья девушки вырастают обратно. Гармония восстановлена, как будто обыденная нормальность – это лучший способ существования, награда за хорошее поведение. Она представляет, как Чарли взмахивает волшебной палочкой и убирает ее родимые пятна. Разве она неправа, если больше не хочет видеть свои руки белыми и обычными, но радуется своим отметинам? Нелл думает о разных вещах, которые она не делала, о танцах, которых она сторонилась, поскольку боялась, что ее поднимут на смех. Слова Стеллы эхом звучат у нее в голове. У тебя есть возможность провести всю жизнь в семье, которая тебя обожает и считает особенной.

Она захлопывает книгу.

Лежа на кровати, она слышит, как Тоби и Джаспер смеются в своем фургоне. Звякает хрусталь, и ревность вонзает в нее свои когти. Растущая ярость, бешенство, которое созревало в ней с тех пор, как отец продал ее… Теперь она понимает, что держала взаперти и хоронила в себе все эти долгие годы. Она смотрит через щель между досками, и полная луна смотрит на нее в ответ. Луна похожа на материнский глаз, благожелательно наблюдающий за ней.

Ее печаль проходит, и когда две недели в Лондоне превращаются в три, а потом в четыре недели, она больше не горюет и смиряется с тем, что Тоби не хочет быть с ней либо всегда будет отдавать предпочтение Джасперу. Ее радует наплыв зрителей и ежевечерние песнопения: Нелли-Луна, Нелли-Луна! Ощущение, что ею восхищаются. Ощущение собственной важности. Ее ноющее тело заполняет восторг представления, пока она не забывает об усталости.