Ни одна женщина не находилась так близко к нему, хотя он посещал бордель вместе с Дэшем и Джаспером в те дни, когда они еще не познакомились со Стеллой. Он заплатил деньги, потому что было бы грубо отказаться, и сидел рядом с девушкой на разровненном граблями земляном полу с маленькой печкой, горевшей в углу. Было очень холодно. Она была робкой темноволосой малышкой, и когда она начала снимать ночную рубашку, он покачал головой. Он рассказывал ей всякую бессмыслицу о цветах, которые замечал в поле. О георгинах и анемонах, обтрепанных и пожухших поздней осенью. О шиповнике и боярышнике, дикой петрушке и мяте на пехотном марше, когда они были растоптаны под ногами и воздух благоухал их запахами. Разумеется, она не понимала его слов. Он даже не знал, на каком языке она говорит. Но он слышал, как Джаспер и Дэш перекликаются за стеной.
Прикосновение щеки Нелл к его щеке действует как удар хлыста. Он почти беззвучно ахает, сам себе не веря. Она привлекает его ближе, прижимается к нему, и он хочет поцеловать ее, но боится, что сделает это неправильно и она посмеется над ним. Тоби слишком привык оставаться за кулисами, находиться под темной накидкой фотографа, быть сторонним наблюдателем. Он закрывает глаза. В голове сплошной туман. Он не может думать, не может сосредоточиться, и ему отчего-то хочется плакать. Она не может испытывать влечение к нему, это невозможно, если она может рассчитывать на ласки Джаспера.
Он слышит, как кто-то зовет его по имени из-за деревьев. Должно быть, брат приглашает его выпить или хочет сообщить что-то новое.
Он крепче держит Нелл. Что скажет Джаспер, если обнаружит их в таком состоянии? Не важно, что Тоби увидел ее первым, что он часто видит, как Джаспер выходит из фургона Стеллы поздно вечером и ночью. Брат защитил его, и теперь он обязан ему своей жизнью. Это простая сделка.
Мы братья, мы связаны навеки.
– Останься, – шепчет Нелл.
Она не понимает, она не может понять. Он резко отстраняется. Он обязан, у него нет выбора. Темный, мерцающий страх: если бы он задержался еще на мгновение, то не смог бы отпустить ее. Теперь он всегда будет жаждать этого и долгие годы будет с болезненной остротой желать ее.
Когда он поспешно пробирается между беседками, то по-прежнему ощущает ее прикосновения на своей коже, как если бы ее пальцы были кистями художника. На свету его изумляет, что руки выглядят точно так же, как раньше: молочно-белые, пухлые, с редкой россыпью веснушек. Он видит впереди своего брата, и в этот момент он ненавидит его. Ему хочется быть одному. Он должен разобраться в том, что произошло. Мир прошелся по нему наждачной бумагой и оставил испуганного мальчишку.
– Вот ты где! – восклицает Джаспер, перебираясь через бревно с искусственным мхом.
Тоби отступает на шаг от него. В глазах его брата плещется паника.
– Прости, пожалуйста, – говорит Тоби.
– За что? – Джаспер подходит ближе и перебирает кожу на шее. – Кто-то убил одну из коз Стеллы.
– Как? Почему?
– Ей перерезали горло.
– Кто? Уинстон?
– Нет, – говорит Джаспер. – Я знаю, кто это был. Я не думал, что он сможет… Проклятье!
Тоби следует за Джаспером к трупу животного. Коза лежит на боку, густая бородка пропиталась кровью, глаза уже помутнели. Мухи и осы жужжат над раной. Между зубами зажата монетка.
– Кто это сделал? – спрашивает Тоби.
– Шакал, – медленно, на выдохе отвечает Джаспер.
Нелл
Нелл лежит на матрасе, переживая начатое ею. Начатое, но не законченное. Его тело, прижатое к ее телу, его тепло и сила. Она слышит, как Стелла, Брунетт и Пегги возвращаются из парка развлечений, как звенят их высокие голоса. Одна из них играет на губной гармонике. Часто бывает, что они вваливаются в ее фургон и засыпают у нее на кровати, сплетая конечности.
– Ты там жива? – окликает Стелла, стуча в дверь ее фургона.
– Все нормально, – откликается Нелл.
Их смех стихает, и Нелл натягивает одеяло себе на голову. Она гадает, что они сказали бы о Тоби, если бы знали. Могли бы они остановить ее? Особенно если бы верили, что он может хотеть ее… если бы она сама могла поверить в это.
Она мечется в полусне. Ее разум возвращается к тому моменту в беседке за деревьями, к той дерзкой попытке. Она надеется, что скоро появятся новые воспоминания, которые вытеснят прежние. Утром они снова увидят друг друга. Ее сердце учащенно бьется от этой мысли. Она представляет, как сидит у огня и жарит бекон, как он подойдет к ней и возьмет ее за руку. Она представляет, как они будут читать вечером, постепенно приближаясь друг к другу. Электризующее прикосновение ее рук.
Но в ярком утреннем свете она снова становится испуганной и неуверенной в себе. Она смотрит на родимые пятна на своих руках и ногах, прежде чем натянуть штаны. В этой новой одежде ее отметины чешутся гораздо слабее, тело больше не горит.