– Мне известно про мать и белого быка, – сказала Ариадна.
Невинными дети Пасифаи долго оставаться не могли.
– Пожалуй, можно сказать, что он твой единоутробный брат. А теперь идем. Отведи меня к царю с царицей.
Грифоны на стенах, изящные, царственные, чистили перья. В окна лилось солнце. Моя пышущая здоровьем сестра возлежала на серебристом ложе. Минос сидел на алебастровом троне и рядом с Пасифаей казался старым и опухшим, как плавающий в море труп. Глаза его впились в меня, словно хищная птица в рыбину.
– Где ты была? О чудовище пора позаботиться. Тебя для этого сюда привезли!
– Я приготовила зелье. Чтобы можно было благополучно переместить его в новую клетку.
– Зелье? Да я хочу, чтоб его умертвили!
– Дорогой, не впадай в истерику, – сказала Пасифая. – Ты ведь даже не выслушал, что придумала моя сестра. Прошу, Цирцея, продолжай.
Она с преувеличенным вниманием подперла рукой подбородок.
– Три четверти года зелье будет сдерживать голод этой твари.
– И всё?
– Послушай, Минос, ты обидишь Цирцею. Мне кажется, это превосходное зелье, сестра. Аппетит у моего сына
– Я хочу его смерти, и это мое последнее слово!
– Его нельзя убить, – ответила я Миносу. – Сейчас нельзя. У него есть судьба в далеком будущем.
– Судьба! – Сестра радостно захлопала в ладоши. – Ну расскажи же, какова она? Чудовище сбежит и съест кого-нибудь из наших знакомых?
Минос побледнел, хоть и попытался это скрыть.
– Позаботьтесь, – сказал он мне, – вместе с мастером, чтобы оно было в надежном месте.
– Да, – мурлыкнула сестра. – Позаботьтесь. Даже думать не хочу, что случится, если он убежит. Мой муж, может, и сын Зевса, но плоть его смертна, целиком и полностью. По правде говоря, – она понизила голос до шепота, – я думаю, он этой твари боится.
Сто раз я видела глупцов, попадавших моей сестре в когти. Минос переносил это похуже многих. Он ткнул в меня пальцем:
– Слышишь? Она открыто мне угрожает. Ты в этом виновата, ты и все ваше лживое семейство. Ваш отец отдал ее мне как сокровище, но если бы ты знала, что она со мной сделала…
– Ах, расскажи же ей, что я сделала! Полагаю, Цирцея оценит колдовство. Как насчет сотни девушек, умерших, пока ты над ними кряхтел?
Я чувствовала рядом Ариадну, хотя она не издавала ни звука. Лучше бы ее здесь не было.
Ненависть ожила в глазах Миноса.
– Гнусная гарпия! Так они умерли от твоего колдовства! Ты порождаешь одно только зло! Нужно было вырвать этого зверя из твоей проклятой утробы, пока он не родился!
– Но ты не посмел, правда? Знаешь ведь, что Зевс, твой дорогой отец, таких тварей просто обожает. Иначе как бы все эти его ублюдки герои прославились? – Пасифая вскинула голову. – А вообще, может, тебе стоит выклянчить разрешение самому взяться за меч? Ах да, я забыла. Ты не любишь убивать, ну разве что служанок. Сестрица, право, ты должна освоить это заклинание. Нужно только…
Минос вскочил с трона:
– Я запрещаю тебе продолжать!
Сестра расхохоталась – самым серебристым, журчащим своим смехом. Она все просчитала, как делала всегда. Минос бушевал, а я наблюдала за сестрой. Я поначалу решила, что совокупление с быком – это так, порочный каприз, но нет: не желания управляли Пасифаей, скорее она управляла с их помощью. Когда я в последний раз видела ее по-настоящему взволнованной? Вспомнилось, как во время родов Пасифая закричала, что чудовище должно жить, и лицо ее исказилось – так это было важно. Почему? Не из-за любви, в ней не было ни капли любви. Значит, чем-то это существо ей полезно.
Ответ я нашла, вспомнив беседы с Гермесом, новости, что он приносил мне со всего мира. Когда Пасифая выходила за Миноса, Крит был богатейшим и знаменитейшим из наших царств. Но с тех пор день за днем возносились новые могучие царства – Микены и Троя, Анатолия и Вавилон. А еще с тех пор один ее брат научился воскрешать мертвых, другой – приручать драконов, а сестра перевоплотила Сциллу. О Пасифае никто уже не вспоминал. И вот, одним махом, она заставила свою померкшую звезду засиять снова. Во всем мире станут рассказывать историю царицы Крита, создательницы и родительницы огромного плотоядного быка.
И боги ничего не станут делать. Они ведь столько молящихся смогут заполучить.
– Обхохочешься, – говорила Пасифая. – До тебя только сейчас дошло! А ты думал, они от удовольствия умирали, принесенного твоими стараниями? От доставленного тобой чистого блаженства? Поверь…
Я повернулась к стоявшей рядом Ариадне, бесшумной, как воздух.
– Идем. Здесь нам больше делать нечего.
Мы вернулись на танцевальную площадку. Дубы и лавры распростерли над нами зеленую листву.
– Ты наложишь заклятие, – сказала Ариадна, – и мой брат уже не будет таким ужасным.
– Надеюсь на это.
Прошла минута. Ариадна взглянула на меня, прижав ладони к груди, будто хранила там какую-то тайну, и спросила:
– Останешься ненадолго?