Цирцея

Такой ответ ему не понравился и в то же время, в силу извращенности его натуры, понравился больше всего. Мне приходилось видеть, как он извлекает правду из человека, словно устрицу из раковины, одним только взглядом и своевременным словом проникает в душу. Очень немногое в этом мире ему не удавалось прощупать. В том числе меня – поэтому-то, видно, я ему и нравилась.

Но я забегаю вперед.

* * *

Корабль, сказали нимфы. Весь в заплатах, с глазами на бортах.

Мне стало интересно. Обычные пираты золота на краску не тратят, у них лишнего нет. Но посмотреть я не вышла. Ожидание – часть удовольствия. Ожидание того мига, когда раздастся стук, я оставлю свои зелья, встану и распахну дверь. Набожных людей больше не было, не было очень давно. Мой язык отшлифовал заклинание, как река шлифует камень.

Я готовила зелье и теперь добавила горсть корешков. В том числе моли, от которого жидкость засверкала.

День прошел, а моряки не появлялись. Они разбили лагерь на берегу и разожгли костры, сообщили мне нимфы. Второй день минул, а на третий в дверь наконец постучали.

Расписной корабль – вот и все, чем они могли похвастаться. Лица их были морщинисты, будто у стариков. Глаза мертвы, налиты кровью. От моих зверей они шарахались.

– Дайте угадаю, – сказала я. – Вы заблудились? Голодны, устали и отчаялись?

Ели они хорошо. А пили еще лучше. Их плоть кое-где заплыла жиром, но под ним угадывались крепкие, как деревья, мускулы. Тела исполосованы были длинными, выпуклыми шрамами. Удачная, видно, выдалась пора, но потом они ограбили того, кому это не понравилось. А что передо мной грабители, я не сомневалась. Они без конца пересчитывали взглядом мои сокровища и ухмылялись, подводя итог.

Я не ждала уже, когда они встанут и подойдут ко мне. Подняла посох, произнесла слово. И они, вопя, побежали в свинарник, как и все остальные.

Нимфы помогали мне расставить по местам упавшие скамьи, вытереть пролитое вино, и тут одна из них глянула в окно.

– Госпожа, еще один идет.

Я уже подумала, что команда для целого корабля маловата. Другие, наверное, остались ждать на берегу, а теперь послали кого-то на поиски товарищей. Нимфы поставили на стол свежее вино и скрылись.

Пришелец постучал, я открыла. Луч вечернего солнца, упав на него, высветил рыжину в его опрятной бороде и чуть заметное серебро в волосах. На поясе у него висел бронзовый меч. Он, может, был не слишком высок, зато я видела, что силен и крепко сбит.

– Госпожа, – начал он, – ты приютила мою команду. Надеюсь, и меня приютишь?

Всю отцовскую лучезарность вложила я в свою улыбку.

– Ты желанный гость, как и твои друзья.

Я наблюдала за ним, наполняя кубки. И думала: еще один вор. Но взгляд его лишь скользнул по богатому убранству. А задержался на опрокинутом табурете, оставшемся лежать на полу. Мужчина нагнулся и поднял его.

– Благодарю. Это кошки мои. Все время что-нибудь роняют.

– Ясное дело.

Я принесла ему еду, вино, повела к очагу. Он взял кубок, сел в указанное мной серебряное кресло. Я видела, что, нагибаясь, он слегка поморщился, будто потревожил свежие раны. По мускулистой икре его тянулся от пятки к бедру зубчатый шрам, но уже старый, поблекший. Он указал кубком в сторону:

– Впервые вижу такой ткацкий станок. Восточный образец?

Тысяча его сородичей побывала в этой комнате. Все золото и серебро они сочли в точности, а на станок никто внимания не обратил.

Я отвечала, почти не колеблясь:

– Египетский.

– А! Все лучшее делают там, верно? Додумались гири заменить второй перекладиной. Так ткань натягивается гораздо лучше. Я хотел бы сделать набросок. – Голос его, глубокий и теплый, увлекал подобно океаническим течениям. – Моя жена будет в восторге. Эти гири так ее раздражают. Она всегда говорит: кто-то должен изобрести что-нибудь получше. Увы, сам я так и не нашел времени этим заняться. И здесь оказался плохим мужем.

Моя жена.

Эти слова резанули слух. О своих женах, если они и были, другие моряки не упоминали ни разу. Он улыбнулся, его темные глаза встретились с моими. Кубок незнакомец держал на весу, словно вот-вот собирался отпить.

– Но, по правде говоря, ткать ей больше всего потому нравится, что окружающие думают, будто она их не слышит, когда работает. Так она и узнает все важные новости. Всегда тебе скажет, кто женится, кто ребенка ждет, а кто распрю затевает.

– Твоя жена, видно, умная женщина.

– Так и есть. Почему она за меня вышла – ума не приложу, но, раз мне это выгодно, стараюсь помалкивать.

Я даже хохотнула, до того удивилась. Разве мужчины такое говорят? Те, которых я встречала, – никогда. И все же было в нем что-то почти знакомое.

– А где сейчас твоя жена? На корабле?

– Дома, слава богам. Я бы не заставил ее отправиться в плавание с этими оборванцами. А хозяйством она лучше всякого наместника заправляет.

Теперь я хорошенько к нему присмотрелась. Простые моряки о наместниках не говорят и в креслах, инкрустированных серебром, не чувствуют себя как дома. На резную ручку он облокотился, будто лежа в собственной постели.

– Ты назвал свою команду оборванцами? Мне показалось, они ничем не отличаются от других людей.